Сборник рассказов

Я, в этот момент державший бланк в руках, поймал себя на невольном желании эту бумагу понюхать.

– Запах выветрился, – как бы походя обронил Ваня.

Я сделал вид, будто всматриваюсь в подпись Президента.

Развязка истории с Ованесом оказалась весьма печальной. Однажды ранним, неуютным зимним утром меня разбудила испуганная тёща.

– Там какой-то странный мужчина тебя спрашивает, – сказала она и потом начала ворчать, что на ночь опять забыли закрыть ворота.

Я накинул халат и вышел на порог. Во дворе стоял Ованес, сильно исхудавший, побледневший. Он поздоровался, потупил взор. Его голос был слаб.

– Гурам, ты не можешь одолжить мне денег? Десять лари, например?

Стоило мне замяться в нерешительности, как он заторопился и, не попрощавшись, вышел со двора. Я последовал за ним и закрыл ворота.

Потом он совсем исчез. Меня одолевали предчувствия, и настолько мрачные, что я не решался искать Ваню.

Кстати, я порвал с Дали. Уже с того момента, как уехал в Москву. Ко мне она не наведалась, хотя, как я узнал, несколько раз приезжала в Москву. Потом вышла замуж. Однажды я всё-таки заглянул в те края, где жили Дали и Ваня. Прошёлся мимо дома Ованеса, но зайти во двор не рискнул. Зато встретился с Дали, которая оглушила меня известием:

– Ты что, не слышал? Там у них такое произошло! Ночью забыли выключить газ. Вся семья погибла. Говорят даже, что неслучайно это произошло.

– Неужели и его девчушка тоже погибла? – почему-то обронил я.

Франкофон

Этот парень и моя сестра были одноклассниками недолго – первые шесть лет. Потом сестра переехала из нашего города в Тбилиси, к бабушке. Школу он окончил на 5 лет раньше меня и уехал в Россию. Прошло ровно 17 лет, как я тоже окончил школу, и 22, как видел его в последний раз. Помнить этого парня не было особой причины, разве что однажды в школьном дворе он подозвал меня и спросил о Дине (имя моей сестры).

И вот холодным утром, отстаивая уже четвёртый час в тбилисской очереди за хлебом, я исступлённо вспоминал его фамилию. В очереди меня сменила тёща. Я шёл домой, потом – на работу и продолжал до боли напрягать память. Когда из-за сбоя электричества в тоннеле метро остановился поезд, в темноте и ропоте пассажиров меня осенило: «Его зовут Вася Дудник!»

Через 5 дней мне позвонили. Говорила американка. Коллега-социолог приглашала принять участие в проекте по проблемам бедности. «Даян Дудник», – представилась она.

Я стал менеджером проекта. Было чем гордиться и чему радоваться – Даян выбрала меня из многих претендентов, а гонорар страшно сказать, во сколько раз превосходил мою зарплату, которая в тот момент составляла 2 доллара США в пересчёте на купоны.

В машине, когда мы ехали в Кахетию, где должны были проводить часть исследования, я, уже менеджер, рассказывал американке о случае с Васей Дудником, её однофамильцем из грузинской глубинки. Родственная связь исключалась. Даян была американкой в четвёртом поколении. Её прадед, местечковый еврей с Украины, прибыл в Америку в начале ХХ века. Почти мистическая история ей понравилась, или, может быть, мой английский был на уровне. «Клёво!» – отрезала американка очень по-русски и покраснела. Её манера краснеть меня подкупила, и не только меня, но и всех 45 участников проекта, которым посчастливилось к нему причаститься.

Вообще, Даян предпочитала говорить о предмете исследования – о бедности. В приятный майский день наш «Форд» беззвучно нёс нас мимо виноградников. Она расспрашивала водителя Серго о том, что он ел сегодня на завтрак. Он, врач-терапевт, подрабатывал шофёром в проекте. Это обстоятельство особенно раззадорило американку, на неё нашёл исследовательский зуд. «Не обижайся, изучать бедность в Грузии она начала с меня», – сказал я ему по-грузински. Серго не возражал и отвечал на вопросы подробно, кстати, на английском. Она записывала. Оказалось, что респондент вчера пообедал плотно: он был у друзей, где его угостили толмой – варёным мясным фаршем, завёрнутым в молодой лист винограда. Серго кивнул в сторону виноградников. На виноградниках работали крестьяне целыми семьями. Было время прореживания кустов. Оборванные листья складывали в мешки. Даян была озадачена. Факт с толмой не укладывался в её схему бедности.

Мы въехали в городок где-то к часу дня. Он выглядел пустынным, только коровы и свиньи, обязательный атрибут провинциальных городков, лениво блуждали по безлюдным улицам. «Винк-винк», – простодушно смеясь, проговорила Даян и показала пальцем на замешкавшуюся свинью, которая трусцой перебежала дорогу прямо перед «Фордом». Так на английском звучит «хрю-хрю».

Солнце начало припекать. Машину мы остановили в тени огромных старых лип, у сквера. Видимо, на века построенная каменная оградка с лепными украшениями в виде гроздьев винограда облупилась, местами обвалилась. Через площадь, напротив сквера, находилось здание местной администрации. Оно выглядело неказистым по сравнению с огромными домами частного сектора по обе его стороны. Их крытые цинком крыши слепили округу отражением от сияния солнца. В конторе никого не застали.