Сборник рассказов

– Совсем как у героя Марселя Пруста в романе «Du cote de chez Swann», – сказал он задумчиво и снова посмотрел вдаль, в конец улицы.

Неожиданно громыхнул капот. «Готово, можно ехать!» – произнёс торжественно Серго. Мне показалось, что Ладо встревожился. Даян спросила меня на английском, удобно ли подарить молодому человеку с десяток долларов. Проект предусматривал подарочный фонд для респондентов. Ладо мягко, снисходительно отказался от подарка.

– Было бы неплохо, если бы вы прислали мне из Тбилиси батарейки для радиотранзистора. Мои совсем уже сели, – обратился он ко мне.

Наш «Форд» развернулся. Через поднятую им пыль была видна худая фигура молодого человека. Он стоял, упираясь левой рукой на ограду.

– Уж лучше бы он слушал грузинское радио и работал на винограднике, – заметил Серго.

Даян сидела раскрасневшаяся, явно ничего не понимала.

– В кой веки раз сюда заедет француз, – подумал я.

Кавалергард

Городок был вроде полустанка. Задние окна райкома смотрели на огороды. Дальше за ними – река, через которую был протянут верёвочный мостик. Мальчишки раскачивали его, как качели, и прыгали в воду. На том берегу были только сёла. А ещё дальше – горы. Типичный имеретинский пейзаж.

Напротив райкома находились здание вокзала, железная дорога. Вдоль неё тянулись шоссе и городок. Территория маленького вокзала прорастала вездесущим сорняком, известным здесь под названием «уджангари». В пору цветения его грязно-фиолетовые колючие цветы издавали ядовито-сладкий запах, а мохнатые чёрно-зелёные ветки опутывались жёлтыми нитями. Однажды у вокзала притормозил литерный поезд «Москва – Тбилиси», который обычно во весь опор проносился мимо. С возгласами: «Какая прелесть!» высыпали на перрон русские пассажиры и в мгновение ока оборвали кусты этого отнюдь не декоративного растения. Начальник станции был доволен. Ему вменялась обязанность выпалывать сорняк. А тут такой сюрприз: остановился московский поезд – и уджангари как будто не бывало!

Так вот, в этом городке было популярно фехтование на шпагах.

Подобное стало возможным после того, как сюда в начале 50-х годов приехал С. Он прибыл из Парижа, транзитом через Гулаговский лагерь. Вернулся в края, где до революции его семейство владело имением. Поселился у сестры, белой как лунь незамужней женщины. На чудом оставшемся нереквизированным участке имения они обитали в старом барском доме, окружённом фруктовым садом. Жили на пенсию сестры – бывшей учительницы.

С. был настоящим князем, существом по тем временам музейным. Статный мужчина лет пятидесяти, с нафабренными усами, в щёгольском кителе, в синих галифе, заправленных в яловые сапоги, разгуливал по улочкам городка. Этот реликт смущал население своей респектабельностью. Он был ещё и любезен, а не просто вежлив, что пуще настораживало затюканных войной и режимом горожан. Дети шарахались, когда на улице С. протягивал им какое-нибудь лакомство. Как будто не было доверия пожилому мужчине с ясными голубыми глазами. Такие они у сумасшедших, маньяков или святых.

Однако хорошие манеры не располагают к тому, чтобы третировать его обладателя. К князю привыкли, более того – в несметном количестве объявились родственники. Сказалась давняя страсть имеретинцев к реликвийным фамилиям. В тени векового орехового дерева во дворе С. и его сестры по поводу нескончаемых визитов накрывались столы. Брату и сестре помогал один зажиточный крестьянин, который жил в окрестной деревне. Он присылал провиант, а его дочка крутилась на кухне. Крестьянин делал это по старой памяти – некогда предок князя облагодетельствовал его родителей.

Не обходилось без скандалов – до обвинений в самозванстве. Со двора, обнесённого обветшалым забором, доносились реплики типа: «Как же, как же! Уж мне ли не помнить, что вы из крестьян и ходили в холопах у моего отца-барина!» Меньше всего сословную спесь выказывал сам хозяин.

Специально привезли из дальней деревни очень пожилую даму, которая приходилась тётушкой князю и его сестре. В наряде княгини старая женщина приехала на арбе, запряжённой волами. Княгиня всплакнула, увидев князя, вспомнила его совсем юного… Эта дама рассудила всех, но количество родственников и, соответственно, гостей не перестало увеличиваться.

О прошлом князя знали мало. То, что С. – бывший кавалерист царской армии, вычислил Г. Он – тоже кавалерист, ветеран двух мировых и гражданской войн, скукоженный от многочисленных ран, угрюмый мужчина. У него был холодный, жёсткий взгляд. Говорили, что на фронте Г. порубал немало народу. Князь поприветствовал его, и не без торжественности. В ответ Г. только пробурчал про себя: «Знавал я таких артистов». В гости к С. он не набивался.