— Давай перейдем, пока машины стоят! Вот тут, в этом старом здании находился еще один кинотеатр. Маленький зал на втором этаже. Мы с ребятами здесь тоже часто бывали. Потом здание признали аварийным, для зрителей опасным, и разместили на месте зрительного зала на втором этаже швейную мастерскую.
— Не может быть!
— А там, чуть подальше зоомагазин — он был одним из лучших в Москве. Тут, куда ни повернись, памятники моего детства. Парикмахерская. Табачный магазин, где я когда-то бабушке покупал папиросы «Герцеговина флор».
— Постой, это с чем-то связано…
— Это папиросы Сталина. Он крошил табак из этих папирос в трубку… А вон там, вон в том доме, старая аптека. В этой аптеке меня спрашивали, не сынок ли я, и называли имя моего дедушки — старые рецептары помнили моего деда, он был врачом. А рядом — церковь, в которой тогда было какое-то областное управление культуры, и в перерывах между заседаниями молодые деревенские девушки забегали в аптеку и на весь зал орали: «Девки! Гандоны есть!»…
— Идем, а то я разболтался.
— Но это же так интересно!
— Идем, идем. Памятник Чернышевскому, который поставили незадолго до переименования улицы снова в Покровку. А дальше — смотри! — это же знаменитый дом-комод!
— А там, позади памятника Чернышевскому?
— Так мы с тобой отсюда долго не уйдем. Это дом НКВД, в первом этаже которого предусматривалось размещение станции метро… Там военное ателье. Позади дома знаменитые Покровские казармы. Левее еще в 20-е годы помещался концлагерь, стыдливо называемый «трудовым». Левее — отсюда не видно — старинный родильный дом, где, скорее всего моя мама и родила меня…
— Это Лепехинская лечебница, роддом там открыли в 1907 году, а первым главным врачом был знаменитый Грауэрман… Институт охраны материнства в 1936 году был переименован в Научно-исследовательский институт акушерства и гинекологии (МОНИИАГ), теперь это база Управления охраны материнства и младенчества Московского областного отдела здравоохранения…
— Обернись — в первом этаже была еще одна достопримечательность Москвы — рыбный магазин. Тут можно было купить живую рыбу — прилавки были в виде аквариумов, и понравившуюся рыбу тебе вылавливали сачком…
— А теперь?
— Рыбное кафе там, за углом. И скромная библиотека в этом маленьком переулке — осторожно, машина! Это ведь единственный поворот с Покровки на Бульварное кольцо…
— Устала? Если хочешь, то пойдем и посидим около Чернышевского…
— Такая концентрация информации…
— Тебя выгонят с работы за прогул…
— Ну и пусть…
— Вон дом-комод — знаменитейшее здание, связанное с именами наших выдающихся соотечественников…
— Идем. Тут можно часами рассказывать о каждом доме… Вот тут, в подвале, был очень интересный магазин с экзотическими фруктами — тут можно было купить шишку ананаса…
— Тут во дворе в громадной коммунальной квартире жил мой школьный товарищ…
— Там — придворная булочная, правее народный суд, где я разводился со своими женами, а вон там я родился и долго жил в комнате, окна которой выходили на улицу…
— Дом постройки примерно 1901 года, доходный дом с двумя квартирами на каждом этаже.
— Такие большие квартиры?
— Не такие уж и большие. В громадном доме Дриттенпрейса по фасаду всего две квартиры — коридорная гостиничная планировка. Видно, что там на втором этаже квартира перестроена в игровой клуб…
— А здесь вон те два окна — за этими окнами я провел мои детские годы после возвращения из эвакуации. Тут всего три парадные комнаты по фасаду и три комнаты для прислуги окнами во двор.
— Стены толщиной боле полуметра — я клал подушку со старинного кресла на подоконник и ложился на нее. Почти весь умещался, и смотрел на улицу — на трамвай, на машины. Представляешь, здесь ходил трамвай, и остановка была прямо под окнами!
— Да, в те времена улица была с двухсторонним движением — можешь себе представить! И шум не мешал мне спать…
— Во дворе стоял одноэтажный флигель — наверное, для семьи дворника, а жили там две семьи с удивительными девочками-двойняшками… Там теперь вон тот новодел… А еще во дворе был длинный кирпичный сарай, разделенный на отдельные ячейки по числу квартир, причем с подвалами. Там держали картошку, складывали ненужные вещи, а мы лазили на чердак и там… В общем, там мы играли…
— А в доме жили сын и дочь бывшего хозяина этого доходного дома, и я с ними был знаком. Сын учил меня фотографии…
— Дальше далеко не пойдем, а чтобы не переходить улицу поверь мне на слово, что на том небольшом доме есть — а может быть уже была? — надпись «Медсанстрой». Тоже памятник послереволюционного строительства. А вон там, во дворе, гостиница «Урал» — гостиница партийных работников, засветившаяся в ряде мемуаров. А теперь обычная частная гостиница без особых звезд…
— Сюда, сюда. Это один из проходных дворов моего детства. И мы выйдем на другую улицу, хотя на самом деле — переулок. Раньше эти дворы были тихие-тихие, это теперь тут размножились машины и ракушки. И раньше не было ни единой машины у тротуара…