Сборник рассказов

С силой дернул за ручку и дверь стремительно распахнулась. Следом за ним вошел я в комнатку где тот болезненный, душный жар, что нахлынул на меня еще в коридоре - усилился многократно.

На столике горела лампа с металлическим ободком, и в тусклом ее свете стены с бесцветными, кое-где вылинявшими обоями казались нутром глубинного каменного мешка, близкого уже к лаве и оттого нагретого, но без всякого доступа свежего воздуха.

Мешок этот или гроб - как вам угодно! - давил своей узостью; застоявшийся воздух весь заражен был долгой болезнью. Невозможно было находиться в этом зловонном склепе - в сравнении с ним черная арка, продуваемая холодным ветром, казалось вовсе не плохим местом.

Николай уже прошел к широкому столу, щедро покрытому глубокими шрамами; плюхнулся на кресло, схватил подрагивающими руками один из многочисленных листов и напряженно склонился над ним, в пол оборота ко мне. При этом Николай посматривал на меня и едва слышно лепетал что-то...

Я понял, что крайне смущая и раздражаю его своим присутствием, и что он не читает вовсе этот лист, а только и ждет, когда же я уйду...

Скрипнула, запихнутая в угол маленькая кровать, которую почти полностью занимала полная старушка. Прошел к ней; поднял стульчик, что валялся на полу и усевшись; стараясь не морщиться от сильного зловония, что облаком повисло вокруг нее, спросил:

- На что жалуетесь?

Лицо старушки я так и не смог хорошенько разглядеть: в тусклых отсветах оно представлялось каким-то сморщенным блином.

Она вздрогнула; хотела что-то сказать, но так волновалась, что получалось только бессвязное бормотание.

- Может свет включить? - предложил я.

- Люстра не работает. - с надрывом выпихнул Николай, и тише - страстным полушепотом. - черт... эх... - потом еще отборные, страшные ругательства произнесенные, однако, столь тихо, что можно было подумать, что они только послушались.

Я взял безвольную, рыхлую руку старушки, пытаясь уловить пульс, как вновь услышал этот необычайно раздраженный, переполненный какими-то скрытыми, все время сдерживаемыми эмоциями голос:

- Что там?

- Пока мне еще никто ничего не говорил - вы, ведь, вызывали, так расскажите.

Николай провел дрожащей рукой по обтянутому кожей лбу и с дрожащем от досады голосом, стал то шептать, то говорить громко, опять таки с надрывом:

- Вот вы спрашиваете, а откуда я знаю? Вот знал бы, не стал спрашивать. Понимаете, вы ведь врач, а я - актер. Мне это знать не положено. Вот, вот... А вы что хотите знать... Она извелась совсем, от нее никакого покоя! Она все ночи громко стонет, так ворочается, бредит; ни работать, ни спать не дает... А днем бледная, ворчит, ворчит, все не пойми чего... Ну вот - а вы у меня спрашиваете; вы, ведь, врач, а я - актер...

- Это все от старости у меня. - глухим, замогильным голосом вымолвила старушка. - Все тело разваливается... уже помирать давно пора...

А Николай прошептал едва слышно:

- Вот-вот. - и вновь в напряжении склонился над своим листом.

- Так, ладно. - ободряюще улыбнулся я старушке. - Сейчас мы вас осмотрим; пропишем лечение...

- Ох... - тяжело простонала она и едва слышно прошептала. - Зачем же лечить то, зачем мне жизнь эта сдалась? Вот дал бы ты мне такой порошок, чтобы выпила я его да и не просыпалась больше.

- У меня такого порошка нет; да вам еще жить да жить... так покажите-ка язык... ага, теперь температуру померим. А вы пока расскажите, где вас боли мучают.

- Да что ты! - вяло отмахнулась она от градусника. - Все тело-то, говорю, болит и не единого живого то места не осталось... ни единого...

Николай резко придвинул свое кресло к столу, с силой вдавил в деревянную поверхность свой лист и вновь зашептал что-то...

- У вас так душно - вы бы форточку чуть приоткрыли - свежий воздух болезнь гонит. - предложил я.

- Ну да... да! - как то взвился со стула Николай, подбежал к форточке и сильно ее дернул; распахнул полностью да так и оставил, вновь плюхнулся в напряженной, выжидающей позе за столом.

"Ну и жизнь у этого человека. - подумалось мне. - Сплошной какой-то надрыв, и напряжение-напряжение, не пойми из-за чего..."

Он прокашлялся и провел своими тонкими, длинными пальцами по взмокшему лбу.

- Ну, что там? - он прокашлялся и повторил свой вопрос громче, подумав, видно, что я его не расслышал.

- Так, я пропишу болеутоляющее и травяную настойку; но для вынесения окончательного диагноза понадобится специальное оборудование. Вам придется посетить нашу больницу.

- Это нет. - тяжело задышала бабушка. - Никуда я не пойду; уговаривайте - не пойду и силой не утащите. Здесь умру - мне недолго осталось.

Я раскрыл чемодан достал банку с болеутоляющим, подошел к столу и протянул ее Николаю.

Тот сразу сжался, перевернул белой стороной лист, который читал, мельком взглянул на меня и тут же потупил взгляд; капелька пота пробежала по его лбу и весь он подрагивал от какого-то чудовищного, рвавшего его изнутри напряжения.

Форточка по прежнему была распахнута настежь и в комнате уже стало морозно, однако духота осталась и голова кружилась от многодневного болезненного жара.