Сборник рассказов

Итак. Тот день выдался особенно напряженным: заблудившийся среди стен ветер и сопливая слякоть задумали, видно заразить или расшатать старые болезни у всех, кто попадался им на пути. Во всякому случае, я весь день провел в бессчетных переходов от одной квартиры к другой.

Шел по улицам: даже в такую погоду не затянешь меня в общественный транспорт - терпеть его не могу, лучше размешу грязь в подворотнях, чем полезу в автобус.

Когда происходит какая-то привычная работа, время летит незаметно; к тому же, я частенько поглядывал на часы и молил, чтобы подольше не темнело; чтобы успел я до темноты обойти всех пациентов и ПОБЕЖАТЬ к памятному дому. Естественно, светлое время суток пролетело с какой-то немыслимой скоростью и из последнего подъезда я вышел уже в расцвеченную фонарями ночь.

В нескольких шагах шумела большая улица и вновь, как и накануне, проносились, разбрызгивая холодную слизь машины и люди быстро шли... шли... шли.

Пройтись по этой улице, может зайти в какую-нибудь забегаловку, выпить немного кофе? Купить книгу, газету... не важно что - придти домой, развалиться на кровати и читать до тех пор пока сон не заберет? Или же идти, все-таки, в этот дом: где нервный этот человек, может и не впустит меня, и главное опять в черноте блуждать...

Фонарик! - осенило меня и пока шел я к магазину удивлялся - как раньше то не догадался. При этом и не вспомнил, что на следующий день был выходной и я хоть с утра мог идти к темному дому.

В пол одиннадцатого вечера я стоял перед черной аркой: в левой руке чемоданчик, в правой фонарик - этакие щит и меч (как мне тогда думалось) против кошмаров.

Перед тем как войти в арку я включил фонарик, когда же, через какой-то показавшийся мне мучительно долгим отрезок времени, вышел во внутренний дворик - фонарик уже не горел.

Он не сломался - я выключил его сам и вот что к этому привело:

Первые несколько метров я прошел с напускной бодростью. Но потом... Я купил сильный фонарь и он светил ярко, но луч этот не рассеивался в ветряной, плотной тьме, но светил прямым, слепящим туннелем. При каждом шаге вырывался в этот туннель маленький кусочек испещренной выбоинами, влажной стены и где-то у грани между тьмой и светом клубилось, подрагивало что-то. И каждая новая выбоина подобна была пасти, воронке; с каждым шагом я ожидал, что выступит в этот свет нечто столь ужасное, чего и представить себе невозможно... С каждым шагом росло это напряжение: постоянное ожидание неведомого чего.

Все новые и новые выбоины - они вздрагивали и впрямь уже казались живыми воронками, и свистел, и дул, и выл со всех сторон кто-то бесконечно одинокий. Каждый шаг, как мучение - каждый раз облегченный вздох, что "это" на стене, не превратилось в чудище.

Вновь, я ничего не мог с собой поделать; не мог рассуждать, как привык - по научному - "бабушкины сказки" полностью мной завладели. Я и не думал повернуть - просто забыл тогда о существовании оживленных улиц; вообще забыл о том мире - предо мной только тьма была.

И я выключил фонарь: лучше уж ничего не видеть, чем видеть этот жалкий, трясущийся в моей руке лучик и обрывки стены...

Во дворике остановился: все здесь было, как накануне и мне даже подумалось, что и не уходил я никуда - все дела дневные казались теперь кратким мигом, вспышкой во тьме. "Да ведь и право: никуда я не уходил отсюда - только вышел во двор и уже возвращаюсь".

В квадратном глазу чернел тощий, напряженный зрачок, валила с ветром холодная слякоть, и чернела, росла, летела на меня распахнутая дверь в подъезд.

Я смотрел на квадратный глаз, на этот мертвенный свет и все никак не решался зайти в подъезд.

И тут в ветре (или мне только послышалось?) раздались яростные ругательства, а зрачок отхлынул куда-то в глубины квадрата и веко стремительно закрылось.

Тьма... ветер воет, бьет по лицу слякоть и густеет, тянется ко мне нутро подъезда.

Наверное, я бы бросился бежать, но не решился повернуться к этому спиной - шагнул навстречу.

Когда я только ступил в эту тьму, откуда то сверху, едва слышно раздались удары катящейся по ступеням железной банки.

И тут же навстречу мне подула жаркая, спертая волна чего-то болезненного. Я застонал, остановил дрожащий палец на кнопке фонаря, но не решился нажать на него...

Да - можете обвинять меня в трусости, но ТОГДА я твердо знал, что увижу прямо пред собой лик, столь ужасный, что дрожащее, нервно бьющееся сердце не выдержит, лопнет. И я простоял там не знаю сколько, все ощущая на себе это болезненное дыхание.

Потом на лбу у меня выступила холодная испарина, и я сделал шаг, уверенный в том, что уткнусь прямо в тот рыхлый (почему-то я был уверен, что рыхлый) лик...

Зловонный жар отхлынул в сторону и вновь окружал меня холодный, застоявшийся воздух подъезда. Тогда же перед глазами моими задрожали кровавые паутинки (от напряжения, видно) и вот с этими то паутинками я добрался до пятого этажа.