Я растерялась и неожиданно для себя сказала:
— Покатай меня тоже…
— Так ты давно уже здесь?
Странное дело: мне не хотелось бежать.
— Покатай меня… пожалуйста, — попросила я.
— Покатать… Ну, давай покатаю, — Торба поставила ведро и присела.
— Покатаешь? — не верила я.
— Залезай! — скомандовала Торба.
Я забралась и обняла Торбу за плечи. Торба встала, и мы поехали:
— Ты легкая как пушинка!
— А папа, когда тащит меня с моря, говорит, что я тяжелая.
— Да он просто тяжелого не носил…
К вечеру Торба через весь поселок привезла меня обратно к бабушке. Оказалось, что Торба — это не прозвище, а фамилия…
Года через три я увидела Женю проезжающей на тракторе. Прокатила она меня…
Учился со мной в одном классе огромный парень — штангист. В институт физкультуры поступил, сделал мастера и завязал со спортом. Жена у него — маленькая, худенькая. Я их как-то вдвоем встретила. Он мне жену представил и добавил: «Надоело тяжести носить».
А я вообще тяжелое не могу носить: поясница слабая. В последнее время она у меня даже от неприятных разговоров ноет. Иногда мне на почте приходится отправлять заказные письма. Так там женщина работает — обязательно кого-нибудь облает. Вот и меня облаяла. Поясница сразу заныла. А я молча так смотрю на женщину, и на бейджик скользнула: «Булгакова»? Присмотрелась — отлегло: «Булкина».
А еще я одну семью знаю, фамилия у них Капилетьевы. Так они себя потомками Капуллети считают. Детей назвали Ромео и Джульетта, но это уже другая история.
Любовь к искусству
Офисные работники ее мало интересовали. Она любила людей искусства. Вначале извергающийся вулкан творчества завораживал ее своей лавой, а потом заставлял бежать сломя голову. Наглотавшись творческой пыли и подпалив пятки, она возвращалась в мир менеджеров: ей требовался глоток банального свежего воздуха. Этим глотком для нее всегда был Евгений, банковский служащий, обоснованный и предсказуемый в режиме дня и ночи.
Уже лет пять он пытался построить серьезные отношения с Полиной, списывая ее внезапные исчезновения на свою занятость и «карьеру на первом месте». После длительных разлук Евгений как будто не замечал излишнюю худобу Полины, странный цвет волос, милые фенечки, новую татуировку и синяки на знакомых изгибах тела, ведь через неделю Полина вновь превращалась во вполне убедительную блондинку, переставала сутулиться и ругаться матом.
Вот и сегодня она сидела перед Евгением в его любимом кафе, уже посвежевшая и отдохнувшая. На ней был светло-серый брючный костюм и лиловая водолазка, тугой ворот которой скрывал следы, оставленные на шее поэтом-душителем. Салат «Цезарь» после месяца гречки с кетчупом Полине казался изысканным блюдом, а Евгений напоминал включенный для фона телевизор. Некоторые обрывки фраз, типа: «нам надо серьезно…», «я решил…», «ты для меня…», «не может продолжаться…», «…какая-то определенность», — слегка отвлекали Полину от «Цезаря», но переключить «канал» было лень.
Во время горячего обрывки фраз объединились и агрессивным напором брандспойта били в Полину: Евгений предлагал ей руку и сердце. «Бежать, не дожидаясь десерта», — пронеслось в голове у Полины, а нож и вилка сложились крестом. «У тебя есть время подумать. Я готов ждать, но не вечно», — донеслось до Полины, и брандспойт утих.
После ужина Евгений пригласил Полину к себе «посмотреть ремонт».
— Все новое, все новое, — бормотала Полина.
Она ходила из комнаты в комнату молча, поражаясь полному отсутствию вкуса. Евгений вился за ней, готовый в любой момент приступить.
— О, Моне, — безразлично пошутила Полина, глядя на сонный пейзаж в мощной раме.
— Что ты, это копия, — радостно объяснил Евгений.
«Идиот», — подумала Полина и побрела на кухню за новыми впечатлениями. Проходя по коридору, она заметила еще одну картину: почти схематичные человечки плыли в лодке. Обрамляло картину паспарту, сделанное из обоев таких же, как в коридоре.
— Вот это — здорово, — искренне сказала Полина и остановилась. — Чья это работа?
Евгений подошел к Полине сзади, нежно обнял и страстно прошептал на ухо:
— Это я делал…
— Что ты делал? Паспарту?
До этого момента Полине было известно, что Евгений никогда ничего не делал, только ходил на работу.
— У тебя, что, краски есть?
Полина, не отрываясь, смотрела на картину.
— Есть, — так же страстно прошептал Евгений. — И кисточки.
— Покажи, — не унималась Полина.
— Они на даче, — сказал Евгений.
— И давно ты этим занимаешься?
— Со школы.
— А почему ты мне ничего не показывал?
— На даче все. Увез, чтобы квартиру не загромождать.
— А что ты еще делаешь?
— Из камушков кое-что… — неопределенно ответил Евгений. — Ты же не хочешь на дачу ездить.
— Там твоя мама, — пояснила Полина, продолжая рассматривать картину.
— А почему ты так странно подписал работу? «СD»?
— Так просто, в голову взбрело: си-ди.
— Не ожидала от тебя. Так шифроваться. Я хожу, брожу, а здесь рядом такое. Ну ты даешь, Женька. У тебя же талант!
В эту ночь Полине, как никогда, было хорошо с Евгением.