Сборник рассказов Survarium

Квест оказался на радость несложным. Я уже был предельно внимательным. Чу­до-коктейль делал свое дело. Так что мне почти беспрепятственно удалось проникнуть в захваченный вылезшим вдруг из-за Края страшным зеленым языком поселок. Найти колбу с искомой жидкостью удалось быстро. Небольшую проблему создали несколько агрессивных мутантов и одичавшие, хищные перекати-поле, шагающее лианообразное дерево. Но это уже не было сложным, словно такое - обычные, повседневные дела.

А вот уже полурастворимые трупы людей долго сидели в памяти. Страшные карти­ны, подгоняли немым укором - от меня зависит жизнь остальных выживших, которых становится все меньше, в ежедневной неравной борьбе с взбешенной природой.

И я спешил. Как мог. Но не завернуть к своим новым друзьям - было выше моих сил.

На поляне с тайником все вроде было в ажуре.

Но дальше...

Шалаш был разбросан по всей видимой окружности. Среди колей и отчетливых сле­дов протекторов виднелась кровь, гильзы, обрывки кожи и ткани. А вот лежит, словно откушенная часть дробовика, части... человеческих тел.

Страшное предчувствие охватило меня.

Забыв об осторожности, я понесся дальше, сжимая в обеих руках пистолеты. Сердце - мой верный старенький моторчик, надрывно колотился на пределе. Дыхание вырыва­лось с хрипом.

Выскочив на берег лесного озера, я застыл, не веря собственным глазам, отказываясь слушать разум. Монотонно твердя себе: «это сон, это мой самый страшный кошмар. Я сплю».

Тело вдруг стало ватным, а подкосившиеся ноги не смогли удержать.

Я рухнул на колени, не отводя завороженного взгляда.

На том месте, где еще не так давно было сражение с монстром, возвышался свежий холмик, а на нем лежало тело Аразаса.

Вокруг были разбросаны перекушенные, обожженные, разорванные тела, искоре­женные мотоциклы и оружие. Кровь, запах вывалившихся внутренностей, грязь.

А над всем этим - возвышение с израненным, истерзанным гигантским псом, посмо­тревшим на меня уцелевшим взглядом с такой печалью и тоской, что сердце сжалось, остановилось и после долгой паузы, забилось уже в другом, аритмическом ритме.

Я кинулся к нему. Вытряхнул содержимое рюкзака, вытрусил обе аптечки. Дрожа­щими руками начал колоть уколы, обрабатывать раны, молясь: «Только бы помогло! Лишь бы человеческие лекарства не навредили! Боже, если Ты есть, сделай так, что бы он выжил! Прошу Тебя! Пожалуйста!».

Аразас не издавал ни звука. Только медленно, устало и тяжело еще дышал. Изредка, едва вздрагивал, когда прикосновение к многочисленным ранам оказывались невыноси­мо болезненными.

«И в этом виноват только я!».

Мой взгляд упал на покрытые влажной землей лапы и догадка, ужасная, все это вре­мя сдерживаемая предохранителями разума, прорвала заслон и вырывалась уже страш­ным, нечеловеческим криком-воем.

Захлебываясь в собственных слезах, трясясь от бессилия и безумия, я молотил но­жом, избитыми до кости окровавленными кулаками ствол несчастной, подвернувшейся ивы, завывая и вопя:

- Убью! Всех убью! Зарежу, порву! Сволочи, твари!... А-а-а! ...Ненавижу!... И-и-и! - и уже обессиленный, полушепотом-полустоном:

- Джи! Прости! Сволочь я! Гад!.. Прости, девочка моя.

Я рухнул полностью выжатый. Еще живой, но практически мертвый. С испепелен­ной душой. Уже неподвластный времени, лежал и безразлично взирал на вечное небо и перьевые облака, глотая позабытые с детства слезы...

... Тихий, едва слышный скулеж заставил повернуть тяжелую, будто чужую голову.

Маленький зеленый стебелек проклюнулся среди громадных лап. А выше, на меня глядел единственным глазом Аразас. Совсем не по-щенячьи. Сквозь невыносимую то­ску и боль, виднелись сочувствие и понимание.

Не было страшного упрека.

Только пожурил: «Что же ты, Друг! Ведешь себя - совсем как мальчишка».

Тяжело вздохнул и устало прикрыл веки.

Михаил Неткачев В последнем рейде

- Идите, идите ко мне... не прячьтесь... вам уж не больно-то много и осталось. Идите ко мне...

Деревья впивались огромными корнями в землю, сухую и грубую. Их узловатые вет­ви склонялись вниз, пытаясь дотянуться не то до них, не то к поляне поросшей травой и цветами... высокими, ярко сизыми, на тонких хрупких ножках, неизвестно как умудря­ющихся удержать несообразно большие бутоны.

- Идите ко мне, будет еще с вас польза. И мне, и Лесу... может даже кому из этих-то...

Старик, в старом, не раз чиненом тулупе, собирал их. Раздвигая руками поросли вся­кого сора, он аккуратно подламывал цветы у корня и складывал их в стеклянную банку. В таких банках Сумской завод раньше выпускал майонез. Раньше, не сейчас... В банке уже лежали какие-то корешки, ягоды двух цветов - синие и черные, листья, и немного грибов.

- Скоро придут морозы, и вас ... Ох, пусти-ка! - захрипел он на дерево, веткой вце­пившееся в заплатку на плече. - Еще неделя, может две ...

Лес стоял без движения. Одетый в красно-желтые тона, он замер, лишь изредка тре­вожимый короткими порывами ветра. Птицы уже попрятались. Гроза, выплывающая из-за горизонта, тоже остановилась. Видимо не решивши еще: накрывать собой лес или пройти мимо?