Сборник статей

Именно такую мощь, символическую энергию разрыва в действительности силятся уловить в этом безумном проекте, или в другом, более непосредственном проекте предупреждения подземных толчков через сценарии эвакуации. Самое забавное — эксперты рассчитали, что чрезвычайное состояние в отношении предвидения подземных толчков приведет к такой панике, что последствия ее будут более разрушительными, чем последствия самой катастрофы. Здесь мы также в полном безумии: за неимением реальной катастрофы будет дозволено отвести катастрофу посредством симуляции, которая потребует другую катастрофу и может занять ее место. Спрашивается, не здесь ли колеблется воображение “экспертов”, — то же самое происходит в ядерной области: не играют ли все системы предупреждения и устрашения роль виртуальных очагов катастрофы? Под предлогом разыграть ее, они непосредственно материализуют все последствия, и невозможно рассчитывать на случай, чтобы вызвать катастрофу: нужно найти ее запрограммированный эквивалент в механизме безопасности.

Таким образом, очевидно, что Государство или власть достаточно оснащенные, чтобы предвидеть землетрясения и предусмотреть все последствия, представляли бы опасность для сообщества и были бы более фантастичны, чем сами подземные толчки. Terremotati Южной Италии жестоко атаковали итальянское Государство за его беспечность (средства массовой безопасности прибыли раньше, чем средства помощи, и это очевидный признак современной иерархии средств помощи), они с полным правом приписали катастрофу политическому порядку (в той мере, что этот порядок претендует на универсальную заботливость по отношению к населению), но никогда они не размышляли о порядке, способном на подобное подавление катастроф: пришлось бы заплатить тем, что все в глубине предпочли бы катастрофу, — она, со всеми своими неприятностями, отвечает, по крайней мере, пророческому требованию насильственного исчезновения. Она отвечает, по крайней мере, глубокому требованию насмешки над политическим порядком. То же самое касается терроризма: чем было бы Государство, способное подавить и уничтожить в зародыше всякий терроризм (Германия)? Ему нужно будет самому вооружиться таким терроризмом, оно должно будет сделать терроризм всеобщим достоянием на всех уровнях. Если такова цена за безопасность, то все ли глубоко в нее верят?

Помпеи. Все метафизично в этом городе, вплоть до чарующей геометрии, которая является не пространственной геометрией, но ментальной, геометрией лабиринтов — еще более сильное, чем в полуденную жару, застывание времени.

Для души прекрасно осязаемое присутствие этих руин, их отрешенность, их вращающиеся тени, их повседневность. Соединение банальности прогулки и имманентности другой эпохи, иного времени, уникального мгновения катастрофы. Это смертоносное, но уничтоженное присутствие Везувия, дающее мертвым улицам шарм галлюцинации — иллюзию быть здесь и теперь, накануне извержения, быть воскресшим два тысячелетия спустя, чудом ностальгии в имманентности предыдущей жизни.

Немногие места оставляют подобное впечатление странности (не удивительно, если Янсен и Фрейд поместили тут психическое действие Градивы). Здесь ощущается весь жар смерти, ожившей через окаменелые и мимолетные знаки повседневной жизни: выемка от колес в камне, изношенные края колодцев, окаменелая древесина приоткрытой двери, складка тоги погребенного под пеплом тела. Нет никакой истории между этими вещами и нами, подобно той, чем ценятся памятники: здесь они материализовались в один миг, в самую жару их застала смерть.

Помпеям сущностна не монументальность и не красота, а фатальная интимность вещей и очарование от их мгновенности как совершенного симулякра нашей собственной смерти.

Помпеи, таким образом, представляются неким изображением, создающим иллюзию реальности и некой примитивной сценой: то же самое головокружение в одно измерение меньше, в измерение времени, та же самая галлюцинация в одно измерение больше, в измерение прозрачности мельчайших деталей, как это точное видение живых деревьев, погруженных в глубину искусственного озера, которое вы обозреваете вплавь.

Таков ментальный эффект катастрофы: остановить вещи до их конца и поддерживать их так в отрешенности их появления.