Тому назад бессчетно летздесь был мой дом — но дома нет.Близкие умерли по одному,и дом похож на тюрьму.Там, где весельем воздух мерцалдля неразумного сердцем мальца, —изо всех щелей проросливещи. Они в пыли.Надобно как-то прибрать этот хлам,с мокрой тряпкой пройтись по углам,все вверх ногами перевернуть,форточку распахнуть,просто проветрить. Просто понять:что учудили отец и мать?что здесь на мусорку? что для житья?кто здесь, собственно, я?Но недостанет сил — ибо онволей собственной наделен.Не расстается с вещами дом —плюшкинский синдром.Проще отдаться стихии слови запалить с четырех углов,чем над таинственной силой вещейчахнуть, что твой Кощей.Вот и свершилось. Щекотно в груди.Весело пламя тугое гудит.Искры стреляют. Стены в дыму.(Жаль, не видать никому.)Что ж с обгоревшею бородойты, поджигатель, от пепла седой,ищешь чего-то в мертвой золе,каясь в невольном зле?Все получилось! Теперь ты одинсам себе раб и сам господин.Заново выстроишь все по уму.Прочие ни к чему.Вот ты в поту работы, но что жвсе узнаваемей твой чертежи прорастают новых взаменконтуры прежних стен?Вновь собезьянничал? Сам виноват.Может, не стоило рушить уклад.Может, честнее с азов начать,чем интересничать.На пепелище родного стихато ли стружка, то ли труха.Жуткие души сгоревших вещей.Ничего вообще.