СБОРНИК: СТРАННИК. ПРИТЧИ И РЕЧЕНИЯ

– Господин, кто этот, что стоит один, словно второй храм?

И тот ответил:

– Иисус из Назарета, пророк, он появился в Галилее недавно. Здесь, в Иерусалиме, его все ненавидят.

– В моем сердце достаточно силы, чтобы быть заодно с его плетью, и достаточно мягкости, чтобы склониться к его ногам, – сказал я.

А Иисус повернулся к ожидавшим его. Но до того как он подошел к ним, три храмовых голубя прилетели назад, один сел ему на левое плечо, а два других опустились у ног. Он ласково погладил каждую птицу. Потом пошел, и каждый шаг его был равен целым лигам.

Теперь скажите, какой силой должен был обладать этот человек, ринувшийся в толпу и разогнавший ее без малейшего сопротивления? Мне сказали, что все они ненавидят его, но в тот день никто ему не перечил. Может, по дороге к храму вырвал он ядовитые корни ненависти?

Урия, старик из Назарета

Он был чужим среди нас, и жизнь его была скрыта темными завесами.

Он не следовал заветам нашего Бога, а избрал путь непотребный и постыдный.

Детство его было мятежным и отвергло сладостное молоко нашей сущности.

Его юность сгорела, словно высохшая трава, что вспыхивает в ночи.

А когда он вступил в пору зрелости, он поднял оружие на всех нас.

Подобные люди зачаты в час отлива человеческой доброты и рождены во время дьявольских бурь. И в бурях живут они всего день, чтобы сгинуть навеки.

Разве вы не помните его, самоуверенного мальчишку, который спорил с нашими учеными старейшинами, глумился над их достоинством?

Разве вы не помните его, юнца, зарабатывавшего себе на пропитание пилою и долотом?

Он никогда не участвовал в праздниках вместе с нашими сыновьями и дочерьми. Он всегда ходил один.

И не отвечал тем, кто его приветствовал, как будто был выше их.

Сам я повстречал его однажды в поле и поздоровался. Он лишь улыбнулся, и эта улыбка, как я отметил, была надменной и оскорбительной.

Вскоре после этого моя дочь вместе со своими подругами отправилась на виноградники – собирать спелые гроздья; она тоже заговорила с ним, но он ей не ответил.

Он обратился сразу ко всем, собиравшим виноград, как если бы дочери моей среди них и не было.

После того как он покинул свой народ и пустился бродяжничать, он стал не кем иным, как болтуном-пустомелей. Его голос впивался, как коготь, в нашу плоть, а самый звук этого голоса до сих пор отдается болью в нашей памяти.

Он говорил о нас, о наших отцах и праотцах одно дурное. Его слова пронзали нашу грудь, как отравленные стрелы.

Таков был Иисус.

Будь он моим сыном, я бы отправил его вместе с римскими легионами в Аравию и попросил военачальника поставить его во время сражения в самый первый ряд, чтобы вражеский лучник смог, метко прицелившись, убить его и избавить меня от его оскорбительного высокомерия.

Но у меня нет сына. И, скорее всего, я должен быть благодарен за это. Ибо, если б мой сын был врагом своего собственного народа, он унизил бы мои седины и я, устыдившись, посыпал бы пеплом свою голову.

Вениамин, книжник

Говорят, что Иисус был врагом Рима и Иудеи.

А я утверждаю, что он не был врагом никому – ни одному из людей, ни одному из народов.

Я слышал, как он говорил: «Птицы в небесах и горные вершины не замечают змей и их темных нор».

«Пусть мертвые хоронят своих мертвецов. А вы будьте среди живых и летайте высоко».

Я не принадлежал к числу его учеников. Я был лишь одним из многих, кто шел за ним, чтобы увидеть его лицо.

Он смотрел на Рим и на нас – рабов Рима, – как отец смотрит на играющих детей, что дерутся друг с другом из-за того, кому достанется игрушка поярче. И он смеялся с высоты, на которой пребывал.

Он был больше, чем государство и народ; он был больше, чем революция.

Понтий Пилат

Моя жена часто рассказывала мне о нем до того, как его привели ко мне, но меня это не интересовало.

Моя жена – мечтательница; как и многие римлянки, равные ей по положению, она увлечена восточными культами и обрядами. Но культы эти являют опасность для империи. Если же они находят дорогу к сердцам наших женщин, то становятся страшной разрушительной силой.

Египту пришел конец, когда аравийские гиксосы принесли с собою из пустыни своего Бога. Греция была побеждена и обращена во прах, когда Астарта с семью прислужницами явилась в эту страну с берегов Сирии.

Иисуса же я не видел до того, как его доставили ко мне как преступившего закон, как врага собственного народа, а также Рима.

Когда его ввели в зал суда, руки его были прикручены веревками к телу.

Я сидел на возвышении, и он направился ко мне твердым, широким шагом. Приблизившись, встал прямо, высоко подняв голову.

Что на меня нашло тогда – никак не могу постичь, но против моей воли мне вдруг захотелось сойти с возвышения и пасть перед ним. Мне показалось, будто в зал вошел кесарь или же человек более великий, нежели сам Рим.

Но это длилось один миг. Потом я увидел всего лишь человека, которого его народ обвинял в измене. А я был его повелителем и судьей.