Вскоре стало заметно, что к соседке ходят люди. Это были женщины, они шли поодиночке, очень редко по двое. Соседка пила с ними кофе на балконе, иногда держа при этом у груди младшего ребёнка. Балкон их был обшарпанный, открытый ветру и пыли: квартиру успешно сдавали много лет подряд, и хозяева были не дураки, чтобы непонятно зачем вкладываться в остекление. Даша со своего собственного уютно обустроенного балкона хорошо видела пятачок, свободный от чёрных фруктовых ящиков, которые за какой-то надобностью были свалены штабелем сбоку. На пятачке стояли два старых пластиковых стула и низкий пластиковый же столик, из тех, что на море торчат между шезлонгами. Вот там соседка и принимала своих гостей. О чем они говорили, Даша не слушала: во-первых, далеко, во-вторых, неприлично.
И вот тогда Дашина мама, не желая терпеть неизвестность, поймала одну из визитёрш на лестнице и спросила, что вообще происходит, куда они всё шастают и зачем. Девушка, почти не растерявшись, ответила, что приходила к гадалке: «Она на кофе гадает, лучше всех в городе. Такое видит! Ну, и ещё всякое, знаете…» В голосе девушки ясно слышалось восхищение, перемешанное с испугом. Дашина мама обалдела. Не зная, как реагировать, она передала этот разговор папе, добавив торжествующе-горькое: «Я ж говорила!» Папа ожидаемо закатил глаза и сказал, что это вообще без комментариев, дикая бредятина и сколько же на свете доверчивых идиотов.
На том пока и остановились.
В начале августа, сразу после папиного дня рождения, мама отправила Дашу с Мишкой на площадку во двор. Мишке было пять, и мама никогда не отпускала его одного, страшно боясь маньяка или несчастного случая. Дашу она обычно не нагружала присмотром за братом, ходила с ним сама, но тут надо было как следует убраться после гостей, а Мишка ныл, что хочет гулять. Даша сильно не возражала. Она рассчитывала дочитать свою электронную книжку, а Мишка был в целом не проблемный, ему требовался только песок, чтоб строить гаражи и трассы для машинок, а носиться и прыгать он не очень любил.
Они вышли во двор, солнце было просто сумасшедшее, и Даша сразу нашла взглядом свободную скамейку в тени – она стояла далековато от закрытой тентом песочницы, но, в общем, ничего, обзор был. На площадке уже играли дети: наверху, на горке, сидели всем хорошо известные Никита и Снежана. На качелях качалась незнакомая девочка в соломенной шляпе. С краю, под деревьями, возились с чем-то в траве ещё двое, кто – Даша не разглядела, виднелись только тёмные макушки без панамок и кепок.
Мишка тащил пакет со своим инвентарём: лопаткой, ведёрком, машинкой и бутылкой с водой. Песочница была его владением, никто на неё обычно не претендовал – скучно, только пирожки из формочек лепить. В первые минут десять Даша ещё поглядывала на его сосредоточенно сгорбленную над постройкой спину, а потом перестала: книга была невероятная, мрачный скандинавский детектив, заставляющий обмирать от поворотов сюжета.
Очнулась она от вопля и – буквально следом – воя.
– Дурак, дурак, дура-а-ак!
Даша вскочила и, поспешно сунув телефон в карман, бросилась к песочнице. Понять, что случилось, было несложно.
Мишка тряс головой, топал ногами, сжимая в руке лопатку, рядом со своим обрушенным тоннелем. Чернявый соседский пацан натужно ревел, держась за голову и кривя рот.
Даша растерялась: ей ещё не приходилось разруливать конфликты с чужими родителями. Хотя этот мальчик вроде был тут без матери.
– Что там у тебя, покажи, – попросила она пацана, осторожно отнимая его пальцы от коротко остриженных чёрных волос.
Ничего страшного там, конечно, не было: ни крови, ни ссадины. Ну, может, шишка вскоре бы вылезла.
– Ничего страшного, – заверила Даша и строго глянула на Мишку: – Ну-ка извинись немедленно.
– Не буду! Он всё сломал! Дурак! – сквозь злые слёзы выкрикнул Мишка.
– А ну прекрати! – рассердилась Даша.
Голос возник сзади – негромкий, абсолютно ровный, будничный.
– Я наведу на него порчу. Он заболеет страшной болезнью и умрёт.
Даша ещё не успела ничего понять, но внутри всё рухнуло, как Мишкин тоннель. Она резко обернулась. Девочка-соседка, двойняшка прибитого Мишкой пацана, смотрела на неё, вздёрнув подбородок, – светло-голубые глаза с чёрными точками зрачков, ровная чёлка до ресниц. Солнечные лучи, бликуя, падали на гладкую темную макушку.
– Что ты такое говоришь? – пролепетала Даша.
– Он заболеет и умрёт, – сказала девочка гладко, как будто книжку читала. И, подумав, кивнула в конце.
– Миша, пойдем домой, быстро!
Даша покидала игрушки в пакет и утащила Мишку. Дома он с порога нажаловался маме на вредного мальчика, а мама рассеянно ответила ему, вытирая фужеры, что очень плохо так себя вести, но драться, конечно, не надо, надо по-хорошему. Про девочку он ничего не сказал – то ли не услышал, то ли не придал значения. А Даша ушла к себе и стала читать книжку дальше, но никак не могла нормально вникнуть в события. Прокляну… Бредятина, как сказал бы папа, но засело же в голове.
Это было в воскресенье. А в понедельник мама разбудила Мишку утром в сад и почувствовала, что он горячий.