– Блин. Короче, забудь это всё. Это полная хрень. Пошли эту тварь подальше, а если он тебе хоть что-то захочет сделать, разберёмся. Поняла?
Даша снова кивнула и засмеялась. Она вдруг поняла, что не смеялась с самого лета. Было такое чувство, что всё это время она бродила по тёмному подвалу, а сейчас ей вдруг показали светлую широкую лестницу, ведущую наверх.
Из автобуса она тоже вышла с улыбкой. Саше нужно было проехать ещё одну остановку – он спросил, может, выйти с ней и проводить, но Даша отказалась. Ей не было страшно, весь тротуар ярко освещали фонари, и если и было одно тёмное жутковатое место, то уже внутри подъезда, на первом этаже у самого входа, где никак не могли поменять лампочку.
Она шагала быстро, легко, холодный сырой воздух лез за воротник куртки, щипал щиколотки. От стены дома отделилась фигура, лица не разглядеть. Даша шарахнулась назад.
– Чего так поздно ходишь?
Конечно, это был он.
– Я с тренировки. Домой. – Она нервно дёрнула лямку рюкзака.
– Может, погуляем?
Даша вздёрнула подбородок:
– Нет. Меня дома ждут. И вообще не хочу.
Новенький хмыкнул, не отводя от неё взгляда.
– Ладно. Заходишь?
Он приложил ключ, домофон противно запиликал. Дверь подъезда распахнулась, внутри было глухо, темно и стоял вечный запах подвала. Чёртовы старые панельки… Даша кожей чуяла опасность, но не стоять же у подъезда. Да и что он мог ей сделать? Что теперь он мог ей сделать?
Такого она не ожидала. Как только дверь подъезда, мягко чмокнув, закрылась, чужое тело натолкнулось на неё, тесня влево, к двери кладовки. Даша со вскриком ткнулась в холодную крашеную стену и быстро развернулась, упершись в стену рюкзаком, выставив руки перед собой. Её прижало к стене, чужие отвратительные руки стали шарить по телу, пытаясь задрать куртку, влезть под свитер. Даша, одуревшая, оглушенная, замолотила кулаками, отбиваясь. Голос, от ужаса застывший в горле, вернулся к ней:
– Отстань, отстань, отстань! Помогите! Пошёл отсюда, сволочь, сволочь!
Она била куда попало, и он, наконец, охнув, отшатнулся назад. Даша рванулась к ступенькам, к лифту. Там, вверху, уже открылась чья-то дверь, и мужской голос недовольно спрашивал, что там такое, и угрожал вызвать полицию.
Снова и снова вдавливая дрожащим пальцем кнопку лифта, Даша услышала снизу писк домофона, звук открывающейся двери и негромкое:
– Пожалеешь, тварь.
Она с ненавистью выкрикнула:
– Пошёл ты!
И повторила на выдохе, привалившись плечом к стене:
– Пошёл ты.
Дома она легла и сразу уснула, легко, спокойно. Ночью один раз проснулась, всё вспомнила. Думала про Сашку, улыбалась. Как это хорошо, оказывается, просто спокойно жить.
Отсесть за другую парту, решать свой вариант, не носить в столовой булки и горячий шоколад… Раздавить наконец эту насосавшуюся крови пиявку.
Уже под утро на неё навалился нескончаемый тяжкий сон.
Снилось мерзкое вонючее болото, в котором она как-то умудрилась увязнуть. Липкая тягучая жижа плескалась у самого подбородка, тащила вниз на дно. Даша задыхалась от страха, судорожно перебирала руками и ногами, стараясь хоть как-то удержаться на поверхности. Берега видно не было, и позвать на помощь было никак нельзя: чуть приоткроешь рот – наглотаешься мутной воды.
Сну этому не видно было края, он тянулся и тянулся. Родители, отчаявшись поднять Дашу в школу, отступились, решили дать ей отдохнуть: «подросток, нагрузка», – шептала мама. То, что происходило с Дашей, трудно было назвать отдыхом. Время от времени она приходила в себя, осознавала, что дома, что то, другое, было ненастоящее, но потом дремота по-хозяйски затягивала её обратно, и всё продолжалось с того же места, где встало на паузу: вязкая холодная жижа, мёртвая вода.
Вечером всё пришли домой, заставили её измерить температуру – было тридцать восемь и девять. Вызвали врача. Мама принесла суп, но Даша не смогла его даже попробовать. В запахе еды ясно ощущалась гниль, сырость. Ночью снова было всё то же. Грязная слизь липла к телу, тянула на дно, приходилось изо всех сил работать руками и ногами, задирать голову, чтобы не нахлебаться.
Утром от света болели глаза, веки резало, как ножом. Мама задёрнула шторы, уговорила поесть йогурта. Задержав дыхание, Даша взяла ложку в рот – это был склизкий ил, слежавшийся на дне. Её немедленно вырвало тёмной жидкостью.
– Желчь, наверное, – сказала мама, – ох… Ну, это, видимо, вирус такой, как у Миши был. Помнишь, летом? Надо подождать, организм справится. Ты хоть водички попей.
Даша попросила трубочку – так меньше чувствовался запах и можно было сделать несколько глотков. Мама осталась дома, дождалась врача. Вирус, конечно. Больше теплого питья и что-то ещё, ещё… Не спать, не спать… Сон тащил её обратно, и не было никаких сил сопротивляться. Плотно сжав губы, Даша дышала носом, потому что наглотаться этой воды означало смерть. Сколько времени это длилось? Само время стало однообразным и бесконечным. Вокруг была семья, всё беспокоились о Даше, спрашивали, чего ей хочется, но к её борьбе за жизнь это не имело никакого отношения. Она барахталась в вонючей воде, и сил оставалось меньше и меньше.