– Не могу, Леха, – ответил Саня с досадой. – А что стряслось?
– Что стряслось… не скажешь по телефону. Ты говорить-то можешь?
– Это сколько угодно, – ответил Саня. – Я гайцов жду, мне какая-то коза малолетняя в задницу въехала.
Лёша услышал, как он закричал кому-то в сторону:
– Дура патлатая! Папа права купил? Он бы голову тебе лучше купил, с мозгами!
– Сильно?
– Не-а… у неё больше повреждения. Вон, сидит, рыдает… идиотка. На ровном месте, никого не трогал… народу собрали.
Он осёкся и спросил:
– А что стряслось, Лёха? Серьёзное?
Лёша поморщился.
– Чего-то мне… нехорошо. С глазами…
– Опять? – участливо сказал Саня. – Ей-богу, даже не знаю, Лёха, что тебе посоветовать. Со мной такого никогда…
– Не надо советовать, – прервал его Лёша. – Давай разберём.
– По телефону?
Лёша посопел.
– Общими словами. Понимаешь, это ведь одно из двух: либо по врачебной части, либо по духовной, правильно?
– Честно говоря, Лёх, больше ничего в голову не приходит.
– Так вот, врачей мы отбросим пока. Не в больницу же мне с такой клиникой, это ж не меньше месяца тяжёлого лечения, так?
– Угу.
– Предположим, духовное. Ведь не на пустом месте возникло, правда? За что-то мне послано такое? Значит, надо определить за что.
В трубке послышалось резкое гудение.
– … пошёл ты сам, придурок! Лёх, я не тебе. Нет, ты всё правильно говоришь: определить и так далее. А как определишь? Может, спросить напрямую? Кстати, оно… кхм… говорило? Может, его, гада, скрутить и спросить в лоб: ты чего против меня имеешь?
– Кто скручивать будет? – коротко спросил Лёша.
– Ты, Лёх, кто ещё. Тебе эта штука является – значит, твой крест.
– Вот, – сказал Лёша. – Давай-ка перетрём, из-за чего такой крест свалился. Ты про всё мои подвиги в курсе… почти про все… ну, чего не знаешь – это мелочовка.
Саня подумал.
– Лёх, ты взбесился? Разговор не телефонный совершенно.
Ты вчера про батюшку говорил, куда он отправится с твоим послужным списком. Так телефонный оператор туда же пойдёт, и пересказывать ему ничего не надо будет, просто запись приложить.
– Ладно, – перебил Лёша. – Мы вкратце, иносказательно.
– Сейчас иносказательность тоже к делу подшивают. Годик только сбросят, разве что…
– Подожди, – снова перебил Лёша, – давай вспомним хотя бы, где у нас срок давности. Вот помнишь, в девяносто четвёртом? Когда мы телевизоры из Китая возили?
Саня натужно закряхтел.
– Ну, Лёха… Это конечно… за такие дела нам всем по роте чёрных людей выслать можно. Но только ж он к тебе явился, больше ни к кому. Ни ко мне, ни к Льву Борисовичу, ни к этому… как его. Васе или Грише?
– А Гриша жив разве?
– Что ему сделается? В Израиле.
– Может, эта фирма с задержкой работает, – предположил Лёша. – Ко мне первому послали. А ваши ещё в дороге.
Молчание в трубке сделалось неприятным.
– Юмор у тебя, Лёха… висельный какой-то, – проговорил Саня.
– А я не шучу. Ну, это действительно дело давнее. Потом… помнишь, перед дефолтом?
– А чего мы тогда делали?
– Здрасте! Нам кредитную линию открыли ещё… этот был, как его… Садыков…
Он поискал на фотографиях и нашёл изображение Садыкова.
Ему даже померещилось, что человек на фотографии ехидно ухмыльнулся. Саня протокольно вздохнул.
– Мир праху, – сказал он.
Лёша рассердился.
– Да пропади он пропадом, его прах!
– Вот ты ещё богохульствуешь, – сказал Саня печально. – А потом удивляешься.
Лёша захныкал.
– Перестань! Я о другом. Вот смотри: там, конечно, у меня интересного много было… но всё то же, что другие делали!
Ничего сверх того!
Саня глубокомысленно возразил:
– Не всё… ой, не всё.
– Почти всё! Посмотри по сторонам, кто вокруг тебя едет – всё такие… даже девка, которая в тебя въехала, наверняка такая же.
Лёша уставился на фотографии, с которых смотрела множеством диких глаз толпа народа. Он прекрасно знал, что на каждом из запечатлённых пробы ставить некуда и заслужили они такое, что лучше вслух не произносить, – как при жизни, так и после. С верхней фотографии нетрезвое квадратное лицо уставилось на него таким тяжёлым взором, что Лёша протёр глаза и отвернулся.
– А может быть, – предположил Саня, озарённый догадкой, – это что-то по международной линии? Ты в этой области ничем не наследил?
Лёша едва не подавился.
– Я родину не продавал, – запротестовал он.
– У нас с тобой, Лёх, просто возможности не было.
Изображение Садыкова снова попалось на глаза и подмигнуло, словно заговорщику. Лёша струсил от такого поворота беседы.
– Ладно, завершили… разговор точно не телефонный.
Повесив трубку, он побегал по квартире, выглянул в щёлочку между занавесками, вздрогнул от скребущего звука и выяснил, что это голубь слетел с металлического откоса. Потом Лёша вытащил из холодильника половину жареной курицы, взял в баре початую бутылку виски, расположился на неубранной постели, отключил служебный телефон, в котором застряло несчётное количество входящих звонков, запустил на полный звук безмозглый боевик и выпал из реальности.
К вечеру на личный телефон пробилась Марина.
– Бирюков, ты где лазаешь, почему мне твоя бухгалтерия звонит? Что у тебя за рёв?
– Кино смотрю, – отвечал супруге Лёша.