– Если тебе придется использовать запасной план, Корвин, я буду рядом, – прошептал напоследок древний, а потом выпустил Сиятельного и пошел к выходу. Наваждение исчезло, Корвин стоял в собственном кабинете. Он был один – Морган уже успел выйти. Сердце билось спокойно и медленно.
19. ПОСЛЕДНЯЯ ПЕСНЯ
Лететь в неизвестность вместе с компанией вампиров, готовых при любом удобном случае разорвать друг другу глотки просто ради развлечения, было тем еще удовольствием. Шарлотта коротала часы, разглядывая их хрупкое суденышко. Конечно, даже такой транспорт после утомительного года ожидания был подарком судьбы, но все же хотелось чего-то поярче, побыстрее – более впечатляющего. Леди де Бофе в лучшие годы своей жизни ступала на корабль флагмана Внутреннего Флота и выступала перед Адмиралом, поздравляя его с получением новой, заслуженной награды от Императора. Тогда в ее распоряжении был целый отсек с прислугой, собственным баром с «живой» кровью и богато убранная гримерная, а теперь – жесткая койка, единственная фляжка синтетической крови, да тусклое зеркальце из тех, что невозможно разбить. Она с тоской смотрела на сумку с украшениями – там была прошлая жизнь.
– Не хочешь посмотреть? Вид очень красивый.
Дориан.
Иногда он приходил к ней в каморку, чтобы пригласить полюбоваться на очередное скопление астероидов или звезду необычного цвета. Шарлотта любила звезды, но красивей всего они казались с наблюдательных башен Столицы. Там можно было неторопливо потягивать кофе, прислушиваясь к удивительному, тонкому аромату, и разглядывать великолепное зрелище.
Находясь в центре.
Иногда Шарлотту настигала совесть. В конечном счете, всё это, включая корабль и даже воспоминания о приемах во Дворце, возможно было только из-за бедного Николаса. Если бы не его обращение, Шарлотта так и прожила бы короткую жизнь смертной. Стала бы прачкой или помощницей на ферме, родила выводок детишек, а потом выбрала себе могилку посимпатичней и пошла доживать век в роли донора, чтобы детям хватило денег не попасть в рабство. Так поступили их собственные родители, и когда Николасу повезло стать младшим Корвина, она решила, что обязана пройти вслед за братом и дальше.
Во время полета Николас выглядел напуганным. Он часто огрызался и все время был поблизости, словно готовился к нападению на Шарлотту. Глупое предположение – по соседству с Дорианом никаких нападений на леди быть не могло. Дориан был воплощением этикета, его главным фанатом и последователем. Именно поэтому раньше Шарлотта недолюбливала придворного. В компании с ним всегда было скучно, да и сам Дориан редко проявлял интерес к столичной диве.
Пару раз удавалось поговорить с Гильермо. Шарлотте было любопытно, как тот ухитрился получить себе такого древнего покровителя. Возраст Моргана угадывался по ярко-алым глазам и движениям, которые тот явно искусственно замедлял для удобства окружающих. Шарлотта помнила похожее поведение у тех, кто мог похвастаться первым десятком.
Гильермо рассказал немного. Историю о том, как безумный Бергштейн начал бегать по всей Столице в поисках соучастников своего преступления, о том, как Гильермо поверил голосу в своей голове и о том, как оказался на далекой планете. Молодой вампир понимал не слишком много, но, должно быть, утаивал добрую половину, поэтому рассказ его был сухим и неинтересным. Шарлотте быстро наскучило, и она переключилась на Моргана.
– Куда мы летим?
– На станцию переброски флота.
– Что там будет?
Блеск алых глаз – раздражение.
– Там будет станция переброски флота.
– Зачем она нам?
Мышцы лица напрягаются. Тяжелый вздох. Шарлотта чувствовала, что Морган сдерживает собственную ярость, вызванную дотошными расспросами, но не останавливалась. В тесном кораблике развлечений было не так уж много. Когда еще доведется разозлить древнего вампира?
– Там можно будет собраться с силами.
Ответы Моргана удовлетворяли только самолюбие, но не любопытство. Понять, что задумал их новоявленный предводитель, было невозможно. Только по осторожности Николаса она понимала, что впереди может ожидать опасность. Ник охотно отвечал на вопросы, но в его состоянии добиться связного предложения было сложно. Передать свои тревоги он мог только с помощью совершенно непонятных Шарлотте слов: «внутри ноет», «такое же было перед Коронацией», «кажется, что ветер пропитался кровью». Леди де Бофе давно перестала пытаться понять брата. Он был безумен, и чем чаще к нему обращались с осмысленными вопросами, тем чаще он сбивался. Словно внутри него поломался какой-то механизм, и от частого использования приходил в негодность, а потом, залатанный временем, мог протянуть еще немного. Шарлотта подозревала, что именно из-за этой особенности Николас все еще был жив – на коротком промежутке времени его можно было использовать как боевую единицу. Оставили про запас – хотя бы в этом семье де Бофе повезло.