Сборник забытой фантастики №2

Полиция и пожарные приближались к нам, осторожно, но решительно, хотя чего они хотели добиться или почему они подумали, что их услуги необходимы, до сих пор для меня загадка. Как я уже говорил, привычка – один из сильнейших факторов. Доктор Унсинн, будучи большим почитателем закона и видя приближение полиции, поддался силе привычки и почти непроизвольно остановил свой механизм. Мгновенно огромное здание снова возвышалось над улицей, и с хриплым криком предупреждения и тревоги толпа побежала и рассеялась, ища убежища в дверных проемах и магазинах, как будто опасаясь, что здание может с грохотом рухнуть на улицу. Даже полиция отскочила назад, но пожарные, к их чести, стояли на месте и, думая, что от них чего-то ждут, направили на здание полдюжины потоков воды. В волнении мы с Лемюэлем незаметно проскользнули через черный ход и поспешили скрыться из виду за углом.

Несмотря на все мои переживания, связанные с открытием моего друга, я был потрясен и расстроен этой последней демонстрацией его силы, и даже Лемюэль, как я мог видеть, был в очень возбужденном настроении. Его устройство превзошло даже его самые оптимистичные ожидания, и его эксперимент, с его точки зрения, имел огромный успех.

Несколько раз он начинал говорить, но я каждый раз останавливал его, потому что тротуары были запружены пешеходами, и у меня не было никакого желания привлекать к нам внимание после нашего последнего триумфа.

Теперь мы были в торговом районе, и пока мы шли, осторожно выбирая дорогу, чтобы Лемюэль не толкнул какого-нибудь прохожего, я заметил грубоватого на вид, крепко сложенного парня, слоняющегося у края тротуара и украдкой поглядывающего на каждую женщину, которая проходила мимо него. Внезапно он бросился вперед, выхватил сумочку у стильно одетой девушки и бросился вверх по улице. Крича, что ее ограбили, девушка бросилась за ним. Крики "Держи вора!" раздались со всех сторон, и несколько десятков человек развернулись и бросились в погоню. Мы с Лемюэлем были ближе всех к этому парню и единодушно бросились за ним, совершенно забыв, что один из нас невидим. Бросившись за угол, негодяй вошел в почти пустынный переулок с нами на пятках и ревущей толпой на полквартала позади. В юности я был кем-то вроде бегуна, и Лемюэль, мелькнуло у меня, выиграл желанный всеми приз нашего университета как спринтер. Мы быстро догнали парня, и, когда он повернулся, чтобы нырнуть в переулок, Лемюэль схватил его за пальто, приказав остановиться.

Мгновенно и без остановки парень полуобернулся и нанес жестокий удар тыльной стороной сжатого кулака. Удар попал Лемюэлю прямо в лицо, и он с задыхающимся криком отшатнулся в мои объятия с двухдюймовой раной, рассекшей скулу, и кровью, хлынувшей из раны. Но даже в тот момент, когда я поддерживал своего раненого товарища, мое внимание было приковано к негодяю, который сбил его с ног. Почувствовав удар своего кулака по человеческой плоти, он развернулся и в следующее мгновение застыл как вкопанный.

Вместо тела, распростертого на тротуаре, или избитого человека, отшатнувшегося назад, рядом не было ни одной живой души, за исключением меня. Глаза парня расширились, рот открылся, и в следующий момент он издал испуганный крик и, уронив сумку, упал на колени, закрыв глаза руками, что-то бессвязно бормоча и дрожа от смертельного страха. На плитах передо мной было пятно крови, и, откуда ни возьмись, капли крови медленно добавлялись к алой луже. Лемюэль мог быть невидимым, но кровь из его раны не была таковой. Для съежившегося, суеверного негодяя кровь, медленно капающая из невидимой жертвы, должно быть, была самым страшным и ужасающим зрелищем.