– Вы были удивлены, потому что не увидели ничего сложного, – сказал он. – Вы ожидали удивительного и запутанного. Почему не было никаких проводов, указывающих на наличие электричества? Ну, внутри этого цилиндра все, конечно, не так просто, как снаружи, но вы были бы удивлены, если бы знали, какое простое устройство, тем не менее, содержится в цилиндре. Это просто для вашего образа мыслей. Простой и пустой, совсем как интерьер автомобиля выглядел бы простым и пустым для человека былых времен, который повсюду искал лошадь, которая, по его мнению, заставляла автомобиль двигаться. Простым и пустым, как электрический провод, по которому проходит ток в цепи напряжением в миллион вольт, может показаться людям, которые ничего не знали об электричестве, которые никогда не представляли, какая сила тихо течет по этому маленькому проводу. Мой процесс прост, потому что он основан на совершенно новом принципе. Этот принцип так же отличается от любого другого в мире, как, например, в поле зрения красный цвет отличается от синего. И это почти все, что я могу вам рассказать об этом, – закончил он с улыбкой, – за исключением того, что из наших предыдущих бесед вы, возможно, смогли уже догадаться, что это принцип, зависящий, в отличие от электричества, от таинственных законов, которые управляют атомной и молекулярной структурой.
Его губы дрогнули, когда он улыбнулся. Это была одна из наших последних бесед вдвоем… перед тем, как он ушел. Ширманхевер очень похудел и осунулся. Он экспериментировал все время. Потому что ему оставалось жить в хижине всего несколько месяцев. Наконец-то этот участок пляжа, которым так долго пренебрегали девелоперские компании, должен был быть благоустроен. Большой земснаряд прибыл со стороны залива и засыпал землю. Геодезисты расчерчивали болото на улицы и участки. Появилась линия телеграфных столбов. Ширманхевер наблюдал за этими операциями с мрачным выражением ненависти. Это был мир практичности, преследовавший его даже в уединении его дикого дома и вытеснявший его оттуда. Девелоперская компания уведомила его о том, что он не сможет занимать землю позже начала следующего лета.
"ОН живет здесь уже шесть лет. Действительно ли он чего-нибудь добился за этот период?" – спрашивал я сам себя. Люди, работающие в девелоперской компании, явно считали его сумасшедшим, и я задавался вопросом, не правы ли они. Действительно ли ему есть что показать за эти годы трудов? Или он был просто человеком, одержимым какой-то идеей?
И вот однажды случилось невероятное. Когда я приехал в хижину, Ширманхевер сказал мне, что унаследовал целое состояние. Богатый дядя, по отцовской линии Ширманхевер был немцем по происхождению, по материнской – ирландцем, только что умер и оставил ему свое состояние. Ширманхевер сообщил мне эту новость без особого волнения. Признаюсь, я бы усомнился в его словах, если бы прибытие дородного адвоката, пыхтящего от долгой ходьбы и с ботинками, полными песка, не послужило неопровержимым доказательством. Тогда я подумал, что неприятности Ширманхевера закончились, что потеря хижины не будет иметь для него никакого значения, поскольку теперь у него были средства оборудовать более комфортабельную лабораторию в гораздо более удобном месте. Но Ширманхевер остался в домике, очевидно, решив закончить свои исследования там, где он их начал. Возможно, тот факт, что удача улыбнулась ему только тогда, когда он практически мог обойтись и без нее, сделал его еще более озлобленным. В его взглядах в сторону этого большого экскаватора, деловито засыпающего болото, этих паровых лопат, разрывающих песчаные дюны, был тот же личный антагонизм. Но однажды, когда я навестил его, он казался более спокойным, чем когда-либо, что я видел его раньше. И когда катер уносил меня прочь, он крикнул мне вслед странным тоном, который, казалось, нес в себе странное предзнаименование: "Ну, прощайте!"
Это был последний раз, когда я видел Ширманхевера за много месяцев. Когда я в следующий раз посетил остров, его уже не было. Заброшенная хижина была снесена рабочими, которые в шутку рассуждали о том, как использовались остатки аппарата и стеклянной посуды, оставшиеся после нее. Геодезисты снимали линию дороги, которая должна была проходить прямо через место расположения хижины. Наблюдая, как он рушится под ударами кувалд и молотков, я испытал внезапное острое чувство потери. Я шел по пляжу, пробираясь среди выброшенного морем мусора, размышляя, напишет ли Ширманхевер или он навсегда ушел из моей жизни. Так прошло два года.