Все это, как я уже сказал, стало историей. Позвольте мне тогда, без дальнейших проволочек, подойти к этому финалу и фатальному эпизоду карьеры Ширманхевера, в котором мне снова было суждено принять участие. На протяжении всех лет его успеха наши встречи были редки, но мы поддерживали связь друг с другом. Когда я наконец увидел его имя в газетах после этого долгого молчания, я встретился с Ширманхевером в Нью-Йорке. Он очень кратко рассказал мне, как он был занят коммерциализацией своего процесса, и набросал некоторые из своих планов на будущее. Позже мы снова несколько раз встречались в Нью-Йорке, а также в Лондоне, Париже и Берлине. Излишне говорить, что каждая минута времени Ширманхевера в течение этих 3 лет была бесценна, его приемные были переполнены финансистами, учеными и репортерами, просившими аудиенции, но мне нужно было только назвать свое имя, чтобы меня немедленно впустили. На его лице было выражение неподдельного удовольствия, когда, отложив на время в сторону огромный груз дел, лежащий на его плечах, он поднялся, чтобы поприветствовать меня. Со всем миром у его ног он, казалось, скучал по своей прошедшей безвестности, страстно желая иметь возможность вернуться к ней. Однажды, странно взглянув на меня, в его глазах вспыхнуло прежнее возбуждение, он начал делать какое-то предложение, но после нескольких слов прервался, пробормотав: "Нет, я еще не совсем готов – я должен подождать еще немного!" И вот однажды я получил ту памятную телеграмму с просьбой немедленно приехать в Сан-Франциско. А неделю спустя я был с ним на яхте Ширманхевера, направлявшегося к тому прекрасному маленькому острову в Тихом океане и судьба распорядилась так, что только один из нас должен был покинуть живым.
Прибыв на остров, изысканную жемчужину тропической красоты, с огромными перистыми пальмами, покачивающимися высоко в небе над белым пляжем, заканчивающимся коралловым рифом, где прибой гремел днем и ночью, яхта была отпущена, капитан получил приказ следовать в Гонолулу. Была назначена дата возвращения яхты на остров с интервалом в несколько месяцев. На острове было построено комфортабельное бунгало, хорошо снабженное провизией, но Ширманхевер и я были единственными жителями. На якоре у острова стояла плавучая лаборатория, в целом похожая на миниатюрное судно Магнитного флота, которое Ширманхевер осмотрел в первый день нашего прибытия.
То, что он приехал в это отдаленное место, чтобы продвинуть свои исследования в некую таинственную область науки, которую еще не исследовал даже его гений, было мне уже известно. Но о точном характере этого исследования он мне не сказал. По его сдерживаемому волнению во время круиза я мог только догадываться, что он считал все свои предыдущие открытия ничтожными по важности по сравнению с теми, которые он собирался предпринять сейчас. Поселившись на острове, он вскоре проводил все свои часы в плавучей лаборатории. Вначале мне разрешили подняться с ним на борт, но настал день, когда он положил конец моим визитам. Примерно в это же время Ширманхевер, когда мы сидели вместе на веранде бунгало, дал мне первый намек на вопрос, над которым он работал.
После краткого перечисления его прошлых достижений – изобретения первого химического магнита, который без разбора извлекал все соли из раствора, а затем совершенства процесса, позволяющего оставлять в растворе хлорид натрия, не представляющий особой ценности, и извлекать только более ценные калий, железо, медь, алюминий, никель, свинец, барий, соли марганца, серебра и золота, соединения йода, фосфаты и радиоактивные минералы, и все это не в смешанной массе, а каждое химическое вещество, извлекаемое отдельно из раствора своим собственным индивидуальным магнитом, в чистом виде, он подошел к своей последней идее, это разработка сверхмощного химического магнита, который был бы способен извлекать из морской воды неизвестные до сих пор химические вещества – химические вещества, которых в океане было так мало, что ни один обычный метод анализа не мог их обнаружить.
– Химические вещества, – сказал Ширманхевер, – которые могут быть гораздо более мощными и таинственными, чем радиоактивные минералы, и которые могут обладать удивительными новыми и жизненно важными свойствами, которые, кто знает, возможно, действительно привели к возникновению…
Он замолчал. В тот момент я не уловил истинного смысла того, что он сказал. У меня появилось только смутное, но отчетливое чувство опасности. Возможно, это было тепло тропической ночи, и горящие глаза Ширманхевера рядом с моими, черные очертания этих высоких пальм на фоне звездного неба напоминают о днях, когда вся земля была бескрайними плодородными джунглями.
– Не слишком ли рискованный такой эксперимент? – спросил я. – Если такие химикаты действительно существуют, и вы собираете их в любом количестве, не могут ли они оказать негативное воздействие на человеческий организм?
– Очень вероятно, – ответил Ширманхевер, но волнение в его голосе доказывало, как мало он слышал. Он добавил:
– В неизвестности всегда есть риск.