Сбывшееся желание

Колдунья достала из ящичка, в котором пропали черные кружева и конверт с деньгами, стеклянный пузыречек с пульверизатором.

– Возьмите.

Лена с разочарованием повертела склянку, ничем не отличавшуюся от пробников духов в парфюмерном магазине. Только названия на ней не было. Она бы еще больше разочаровалась, если бы узнала, что это обычные духи и есть. И ни к какой магии колдунья прибегать не собирается, ибо, выслушав историю Щегловой, решила, что дело даже простенького приворота не стоит. Все ясно как дважды два: муж – любящий олух, жена – ревнивая дура. Хорошо хоть, пришла к ней, а не к другой ведьме, которая взяла бы грех на душу и навела порчу на ни в чем не повинную девчонку.

– Это особенные духи, – душевно улыбнулась колдунья. – Воспользуйтесь ими, и ваш муж полюбит вас без памяти.

– Спасибо! – горячо поблагодарила Лена и торопливо попрощалась.

Впереди было еще одно важное дело. Сразу из магического салона она направилась в салон нижнего белья. Увидев, какие кружева носит кобыла, Щеглова поняла, что с соперницей надо бороться ее же средствами. В салоне она воспользовалась волшебной кредитной картой и купила себе сногсшибательный комплект красного цвета – еще одно чудесное средство для обольщения собственного мужа.

К памятнику Пушкина Аполлинария пришла на полчаса раньше, но решила никуда не уходить, чтобы убить время, а лучше понаблюдать за молодежью, которая здесь собралась. Пока она работала учительницей, перед ее глазами постоянно находились десятки учеников, но там их поведение и внешний вид были ограничены школьными правилами. В неформальной обстановке, будучи старушкой, разглядывать молодых было неловко, да и видела она плохо. Сейчас же она слилась с толпой и могла сполна утолить свое любопытство, наблюдая и сравнивая.

– Хай, гайз!.. Выглядишь улетно! – то и дело раздавалось вокруг.

Ничего общего со временами ее юности. Девушки в джинсах и ярких пуховичках похожи на стайку птичек. Почти все много курят и ярко накрашены, с распущенными волосами и без шапок. Юноши – тоже представители другого поколения, бесконечно далекого от своих дедушек-комсомольцев. Во времена ее молодости ребята носили рубашки и заправляли их в брюки с высокой посадкой. Теперь же, на кого ни глянь, растрепанные стрижки, не редкость длинные космы, те же джинсы, у некоторых – полуспущенные, так что видно резинку от трусов. Срам-то какой!

Аполлинария смущенно отвернулась. Одно дело – видеть такое по телевизору, и совсем другое – оказаться в молодежной среде «засланным казачком». Она почувствовала себя безнадежно устаревшей и подумала, что встреться два поколения молодежи, ее и нынешнее, лоб в лоб, они бы вытаращились друг на друга, как на инопланетян. У нее всегда была живая фантазия, вот и сейчас представилось, как пространство у памятника Пушкину разделилось на две реальности: черно-белый мир ее молодости и цветной нынешний. В черно-белом пили газировку, в цветном – пиво. В черно-белом нетерпеливо поглядывали на уличные часы, гадая, почему задерживается приятель, в цветном – звонили по сотовому и интересовались, где находится собеседник. В черно-белом говорили при встрече «Привет», а в цветном целовались взасос. В черно-белом гордились трудовыми подвигами, а в цветном – модными гаджетами. В черно-белом мечтали о светлом будущем, а в цветном – о новых сапожках. А потом вдруг кто-то заметил бы стеклянную перегородку между мирами, и юные лица прильнули к стеклу, в изумлении разглядывая своих предков, а те – людей светлого будущего… Не таким оно представлялось, когда ей самой было двадцать и она ждала у этого памятника Мишу.

Аполлинария задрала голову, рассматривая бронзового Пушкина. Уж если ей так чудно, каково же ему, видавшему еще благородных царских офицеров и аристократичных барышень дореволюционной эпохи? Интересно, какие бы стихи написал великий поэт о современной эпохе? Кого бы сделал героем нового времени? Был бы опальным поэтом или выбился в звезды Инстаграма и стал желанным гостем телеэфиров? Писал бы высокохудожественные поэмы или простые, как три копейки, рекламные слоганы и попсовые песенки?

– Какого хрена? Я тут уже минут двадцать задницу морожу. – Следом раздался такой отборный мат, что Аполлинария неодобрительно покосилась на сутулую девочку лет пятнадцати, которая жадно прихлебывала пиво из жестяной банки и серчала на кого-то в мобильник. Аполлинарии стало мучительно неловко перед поэтом, написавшим стихи про чудное мгновение и очей очарованье, за эту невоспитанную грубиянку. Куда только родители смотрят? И знает ли девочка наизусть хотя бы одно стихотворение великого русского поэта? Скорее нет, чем да.

– Ну здравствуй! – К Аполлинарии ринулся полный прыщавый парень лет двадцати трех, от которого так сильно разило потом, что ей захотелось зажать нос.