Сбывшиеся сны Натальи Петровны. Из разговоров с академиком Бехтеревой

На моей кошачьей тропинке до Тима многое шло далеко не идеально – любимых котов съедали собаки, гробили ветеринары, травили недоброжелатели. С моим комплексом вины я почти сдавалась – не суждено… В какой-то период жили у меня две кошки – мама и дочка, причем мама съеденного собаками красавца рыжего барина. Они замечали меня и мою кровать даже когда были сыты, громко мурлыкали. Машка катилась под ноги клубочком, если чувствовала запах куры. Чапа-мама даже родилась у меня дома, побывала у моей внучки и вернулась (вернули!). Я уезжала, приезжала, кого-то просила кормить зверюшек – но, если бы не Тим, я бы забыла и котят моего детства, и невинно убиенных.

Собаки моего сына понимали слова, с ними хоть и без словесного ответа можно было разговаривать, они встречали, провожали, радовались, печалились – вместе с нами и отдельно. И я стала понемногу… не то чтобы любить собак, но не тосковать по кошке, той самой, рыжей или с рыжей лункой. Но вот однажды мой брат Андрей увидел в трамвае объявление: «Продаются рыжие коты…» Именно коты. На самом деле так оно и было. В квартире оказалось двадцать две единицы кошачьих, все, кроме апельсиновой мамы, – рыжие, на три четверти голодные коты.

«Сейчас покажу всех», – сказала хозяйка, кстати, милая, интеллигентная работница Эрмитажа, – и потрясла контейнер с сухим кормом. Боже мой! С потолка, из-под кровати (казалось, из-под пола) – отовсюду посыпались рыжие коты с бо́льшими или меньшими белыми галстучками, более или менее смелые. Совсем трусливые (Ванечка – перехватил зернышки и бежал), парочка храбрых, ждущих еще еды. Мне понравился один из них, с каким-то греческим именем, что-то вроде Теодоракис (не ручаюсь, прошло около семи лет). «Уже отдан девочке больной…» Второй из храброй пары потянулся ко мне сам – Тимофей, Тим. Мой Тим… И теперь я знаю, какой может быть Кошка, если она полюбит.

Эта Кошка – конечно, не кошка, а он, Тим. Он пережил у меня в доме буквально ненависть двух аборигенок, садившихся по обе стороны его миски и сверливших его сверкающими глазами: Чапиного сына съели собаки, нам никто не нужен взамен, ты чужой, уходи. Сейчас он один. В городской квартире он меня сопровождает повсюду, знает, что в ванной возможны нелюбимые мокрые обтирания, – и все равно идет. Идет днем и, если я встаю ночью, идет ночью. Спит чаще всего в кресле, на розовом новозеландском мехе рядом со мной, а если у меня что-то болит, идет лечить. Когда меня в постели нет, забирается под покрывало, уступает мне место в моем кресле, если я прихожу к программе «Время», и переходит ко мне на руки. Обходит гостей, даже тех, кто боится испачкаться в шерсти, мурлычет для них и возвращается ко мне, и каждое утро до одевания должен получить свой заряд на день – мою уже традиционную ласку. Тут он безапелляционен. Ничто не должно помешать, и уж мурлычет совсем особенно – для меня. Он – Мой Кот. На даче, когда он проводит там кошачий отпуск, спит только на моей кровати. И, в отличие от городской квартиры, аутичен. Когда я приезжаю, сначала не верит в свое счастье, потом прилипает ко мне, и если в городе он меня все-таки отпускает, то здесь провожает до машины и ложится под колеса: «Не уезжай!..»

Понимает ли он слова так, как понимают собаки? Честно скажу: думаю, что меньше. У котов, в отличие от показушных собак, есть свойство – подождать, помолчать, посмотреть, что из этого выйдет… Кошки – анархистки, как говорил мой большой друг, известный физиолог Грей Уолтер; кошки гуляют сами по себе, как писал Киплинг. Это все верно, но если кошка (кот) вас полюбит, она (он) ходит за вами и с вами. Одна очень злая женщина как-то мне сказала: «Ненавижу кошек, они расслабляют, делают меня доброй».

В Петербурге появились полчища крыс. Прав был Акимушкин[6], крыс извести нельзя, все наши ядовитые шарики работают против нас, наших детей и наших животных. Возьмите в дом котенка. Ребенок будет расти добрым. И никогда не будет одиноким, даже если мама на работе. А крысы от вас точно уйдут.

Я часто в четырех стенах. За письменным столом, с бумагой, ручкой – и с Тимом, который любит погулять по бумаге, когда я начинаю писать что-то заново, пока не сдастся. Тогда сидит рядом на том же столе. Он знает, что у меня болит. И я думаю, знает, что мне нужна моя работа.

Не забывайте свои вещи: О Фрине, лягушке, «Вакханке» и др

Вы мне показывали домашнюю фотографию мамы рядом с необычной скульптурой.