Сбывшиеся сны Натальи Петровны. Из разговоров с академиком Бехтеревой

Из папиных личных вещей ничего не удалось сохранить?

Ну а что я могла взять? Костюм, рубашку – вряд ли.

Авторучку?

Папа писал дома карандашом. Перед тем как сесть за работу, он всегда оттачивал несколько карандашей… Потом, кстати, напомните мне еще насчет домработницы. Я знала, что папа, инженер-конструктор по военным изобретениям, работал над серьезной рукописью, и, когда его арестовали, она была почти закончена. И вот отец моей одноклассницы – звали ее Нина, фамилия немножко странная: Букшованная – они жили в нашем дворе, только в другом доме, по Некрасова, – обратился ко мне: «Слушай, ведь твой папа наверняка над чем-то работал. У него же много трудов. (После мой брат Андрей восстановил их список.) Принеси его последнюю рукопись, я ее сохраню». Я никогда не слышала от папы о знакомстве с этим Букшованным, но подумала, что его намерение правильное, и принесла ему эту рукопись. Очень хорошо помню, что он положил ее в средний ящик левой тумбы письменного стола и сказал: «Вот здесь она будет ждать твоего отца». Позже, уже из детского дома, я пришла в квартиру к тому человеку. И он сказал, что в жизни не видел никакой рукописи: «Ты никогда ничего не приносила, ты лживая в своих родителей!»

Это была научная рукопись, работая над ней, папа меня спрашивал о восходящих и нисходящих токах в растениях – мы эту тему проходили по ботанике, может, искал аналогию с процессами в материалах. У него (а впоследствии и у моего брата) было много изобретений, опередивших время. Брат выяснил, что управляемые торпеды, которыми занимался отец, в Америке появились только в пятидесятые годы.

На него ведь не дворник донес, а, скорее, кто-то из коллег по работе?

Был донос или нет, сказать трудно. Арестовали почти всю верхушку их бюро.

Вы пытались это выяснить?

Когда началась перестройка, я отправила запрос в Комиссию по реабилитации. И получила официальный ответ, что отец был расстрелян. Его и еще несколько человек расстреляли в День Красной Армии – 23 февраля: им инкриминировали вредительство против Красной Армии, вот так. Еще я спрашивала, где он похоронен. Ответ: вероятнее всего, в Левашово. Вместе с теми, кого не следовало убивать, и теми, кто убивал тех, кого не следовало убивать. И палачи, и жертвы. Поэтому не очень просто мне там бывать. Хотя бываю иногда.

До этого ответы были разные. В первом сообщили, что отец умер в 1943 году от болезни… После чего я начала добиваться возможности посмотреть дело, что было опрометчиво с моей стороны. Я не могла себе представить, какой это ужас. Но это произошло гораздо позже. Можно, я сейчас не буду об этом говорить?

Так что насчет домработницы? Ваша мама так легкомысленно по нынешним понятиям их нанимала. Случалось об этом пожалеть?

Как вам сказать? Последняя наша домработница Катя, когда начался разгром квартиры, имела виды на большой сундук. Сундук был нашей родственницы, моей троюродной тетки Маруси Волховской, которая мне явно симпатизировала. Статная, высокая, такая всегда опрятная, выпускница Смольного института, незаконная дочь одного из великих князей, о чем в 1930-е годы лучше было помалкивать. В этом сундуке Маруся оставила свои вещи мне в приданое! Она считала, что у девушки должно быть приданое. Там было много всего: ткани, украшения, мне и в голову не приходило какое это богатство. И когда мы оставались дома одни с домработницей, иногда играли в эти вещи. Первое, что сделала Катя после ареста моей мамы и обыска, – схватила этот сундук и унесла, вместе с дворниками, одному человеку его не утащить. Не скажу, что тогда меня это сильно зацепило.

Аукнулось много-много лет спустя, когда та самая Катя искала встречи со мной, уже директором ИЭМ. Звонила в приемную и говорила: «Я старая домработница Натальи Петровны». Она была старше меня лет на семь, так что, в общем, звучало правдиво. Сейчас, думаю, ее нет в живых… Но Екатерина Константиновна, мой секретарь и одновременно начальник Первого отдела, видимо, как работник КГБ проконсультировалась со своим начальством по этому мелкому поводу и меня с ней не соединяла. Отговорка всегда найдется: «Катя звонила, но вы были заняты». А почему я хотела эту Катю увидеть? Вдруг у нее что-то осталось из того сундука, для меня это будет маленькая память, даже не о своем доме, а вот о Марусе Волховской.

Как вы жили после ареста отца?