Сбывшиеся сны Натальи Петровны. Из разговоров с академиком Бехтеревой

Нет, все здесь произошло. Папы не стало 23 февраля тридцать восьмого года. А увезли его в сентябре тридцать седьмого. Тогда был просто обыск: вынимали все из шкафов, но не выкидывали, скорее, папа им показывал, и бедлама особенного не было. И папа спокойно говорил нам, что все образуется. С сентября по март мы жили более-менее спокойно, потому что мама работала. Обыск с конфискацией был дня через три после ее ареста – где-то в конце марта тридцать восьмого года. Открытые двери, кто хочет заходит…

Вы оставались дома, трое детей?

Очень недолго. Мы позвонили одной женщине, крестной моего брата, она была приват-доцентом кафедры психиатрии, работала с Владимиром Михайловичем Бехтеревым. Считалось, что мы очень близки семьями. Она приехала, свела нас в чайную, в подвальчике на углу Некрасова и Греческого, купила чайной колбасы – мы никогда такой не ели дома, булка была серая, и когда мы спросили: «А масло?» – она сказала: «Привыкайте без масла». Меня поразили и тон, и сам ответ. Ее отношение к детям Бехтеревым, лишенным ауры этой фамилии, резко изменилось. Но мне предстояло увидеть еще много такого.

Стали приходить люди и брать наши вещи на хранение, примерно как рукопись отца. У нас над роялем висела картина итальянского художника «Вакханки» – в центре брюнетка, танцующая с бубном. Чудо, какая красивая. Дорого бы я дала, чтобы ее увидеть снова. Эту «Вакханку» взяла себе женщина с необычной фамилией Лубны-Герцык. В детском доме мне было не до живописи, но когда после войны я разыскала ее и спросила про картину, она запричитала: «Что ты, какая картина! Все так сложно, такие тяжелые времена…» Она же, когда папа был в тюрьме, пришла к нам домой, попросила, чтобы я дала, якобы для папы, его зимнее пальто. А у папы было зимнее пальто на меху, с котиковым воротником – думаю, тогда не каждый мог себе такое позволить. Я, конечно, его отдала – потому что папе предстоит длинная дорога туда, где «без переписки», и надо тепло одеться.

И некому было защитить вас, детей?

Скорее всего, это случилось именно в те несколько дней, когда мы были дома одни, как и история с рукописью. Потому что иначе мама бы в этом участвовала. Но там были такие стрессовые ситуации, что невольно что-то забудешь. И те, кто говорят, что помнят все подряд, по деталям, вероятно, выхватывают лишь отдельные эпизоды. Например, я отчетливо помню, как шла конфискация нашего имущества. Мне это и сейчас напоминает «Последний день Помпеи». По накалу страстей, по эмоциональной насыщенности. Когда летели на пол книги, рукописи. Когда на круглом столике, который мы все берегли, – у него были тонкие золоченые ножки, стекло поверх голубого шелкового покрытия… – сидел мужчина в высоких сапогах и бросал на пол бумаги, документы. И я думала, что этому столику больно, что вот сейчас сломаются эти ножки. Незнакомые люди ходили по квартире, брали что хотели. Вот такая была обстановка. А потом, когда мама в письме из лагеря спросила меня, где же вещи, я честно ответила: их забрали. Правда, не все и не сразу. У нас был красивый резной буфет, который почему-то не заинтересовал конфискаторов. И наши родственники продали его за шестьсот рублей, только другим энкавэдэшникам. Их было много, думаете, только один человек? Их было столько, что мы теряли представление, кто пришел и кто ушел.

Вы остались втроем в этой разгромленной квартире?

С нами домработница Катя была. Но жили мы там два-три дня, не больше. Один раз нас покормила Евгения Ивановна в том низке. Что-то мы еще ели, хотя не очень были этим озабочены.

Как вы ощущали происходящее?

Я была довольно взрослой и не по годам развитой. Единственное: я мысли не допускала, что отца уже нет. Во-первых, я поверила тому, что на свидании он сказал маме. А во-вторых, я воспринимала его арест как очень серьезную, но временную неприятность. Когда забрали маму, было состояние такой тоски и неопределенности, что не до рассуждений. А уже в детском доме я на протяжении долгих месяцев украшала их возвращение разными подробностями: нам вернут квартиру, папу наградят, у него же были важные для страны разработки – надо загладить перед ним эту несправедливость. Рассказывая себе эти сказки перед сном, ни минуты не сомневалась в их реальности, вот завтра проснусь, и она наступит. Потом эти сказки стали блекнуть, блекнуть…

У вас в классе обсуждали то, что с вами случилось?