Сбывшиеся сны Натальи Петровны. Из разговоров с академиком Бехтеревой

«Несколько писем, написанных твердым, характерным почерком на плотных листах бумаги, в верхней части которых типографским способом набрано – по-русски и по-английски: “Бехтерева Наталья Петровна, академик Академии наук СССР, директор НИИ экспериментальной медицины, руководитель отдела нейрофизиологии человека” и т. д. В общем, одна из самых “титулованных” женщин СССР.

“Наконец-то совсем недавно смогли, пройдя бесконечную цепочку барьеров, заключить договор со шведской фирмой на поставку позитронно-эмиссионного томографа, который для меня всегда будет связан с Вами – спасибо Вам за помощь. Сделаем все для реализации открывающихся возможностей и для скорейшего создания отечественных аналогов…” И далее: “…по тому, что я знаю о механизмах мозга, наше общество сейчас проходит фазу, только через которую и можно достигнуть нового желаемого уровня в социально-коммерческом и экономическом планах”.

В каждом ее письме есть хотя бы строчка о долгожданном томографе – как он себя “чувствует” и как трудится на благо отечественного здравоохранения. И в конце: “Думаю о Вас… но почему-то сейчас, когда Вы так хороши на экране… когда Вас так тепло принимают… болит у меня за Вас душа…” Язык ясный, русский, и почерк как будто типографский. Передавая мне на время эти письма, хозяйка сказала грустно: “У Натальи Петровны – трагедия. Почти одновременно из жизни ушли сын и муж”»[15].

Ну а я потом взялась ее защищать в Верховном Совете. Слышали эту историю?

Нет, поделитесь.

Ох! Это особенный момент моей биографии. Вот если человек может сказать: «Я чем-то горжусь», то, пожалуй, я горжусь этим поступком. Больше мне по гамбургскому счету гордиться нечем. Я не кокетничаю, сейчас поймете, о чем речь. Можно отчасти гордиться тем, что я, скажем, написала сильную статью в зарубежную энциклопедию, но фактически я свою жизнь в науке в эту статью вложила. И заслуга моя лишь в том, что я исследовала, думала, сидела и писала. Так для этого я предназначена, видимо. А парламент – совсем не моя территория.

Как вы, наверное, знаете, на последней сессии Верховного Совета СССР[16] творилось бог знает что. Регламент не соблюдался, выступавшие перебивали друг друга. Не хочется говорить это слово, но оно напрашивается.

Неужели бардак?

Сами вы сказали. Наша ленинградская делегация занимала места во втором, третьем, четвертом ряду прямо напротив президиума. И вот некий депутат как бы от имени народа, такой типаж с челочкой, по-моему, водитель троллейбуса[17], произносит разгромную речь в адрес Раисы Максимовны Горбачевой. В том смысле что за государственные деньги такую бестолковую женщину отправляют за границу. А я к тому времени уже «открыла» Америку. У нас была поездка по шестнадцати городам США буквально сразу после визита Михаила Сергеевича Горбачева, и газеты обсуждали его во всех подробностях. Я слышала и читала восхищенные отзывы американцев о Раисе Максимовне. Да и в Великобритании ее назвали Женщиной года, настоящей первой леди СССР. Я с этими оценками была абсолютно согласна. Кинулась к Дмитрию Сергеевичу Лихачеву. Предложила ему как главе Фонда культуры, который патронировала Раиса Максимовна, взять слово и ответить на эти нападки. Лихачев меня остужает: «Наталья Петровна, нас могут не так понять, не будем связываться».

Лихачева у нас сделали иконой. Бог с ним, каждому свое. Я растолкала очередь из желающих выступить, полезла на трибуну и рассказала то, что знаю о Раисе Максимовне. Естественно, не о ПЭТ, а об отношении к ней за рубежом, о том, как много она делает для престижа нашей страны, показывая, какие достойные у нас женщины.

Когда я вернулась в зал (сидела я рядом с Юрием Болдыревым), мое кресло было завалено записками, в которых меня проклинали, требовали моего ухода из Верховного Совета и называли позором ленинградской делегации. Мне потом и в Ленинград такие письма слали. Люди решили, что я какую-то карьерную цель преследую, знать бы какую. Полным академиком я уже была, прибор мы получили, больше ничего мне от начальства не требовалось, наша международная научная репутация от него не зависела. Но я месяца полтора переживала отчаянную травлю. Мне предлагали объяснить, как я могла пойти против народа. Якобы этот выступавший и был народом.