Счастье

Жана все медицинские названия напоминали смертный приговор, будь это «острый тонзиллит» или «стоматит» – звучало страшно, но, как потом оказывалось, каждый второй человек на планете сталкивался с этим. Почему-то в этот раз Жан был уверен, что это лишь страшное название какой-нибудь не страшной болезни.

– Что такое эта карцинома? – спросил он.

Врач долго думал, стараясь подобрать правильные слова, ведь перед ним не какой-нибудь взрослый родственник, а всего лишь ребёнок.

– Рак, – скудно ответил он, а внутри Жана всё развалилось. – Четвёртая стадия не поддаётся лечению, поэтому вопрос встаёт только о том, сколько ей осталось прожить.

Жан раскрошился на мелкие частички.

– Нет. Не может быть.

Не может.

Ни с ним.

Ни с его мамой.

– Она сказала, что курит с четырнадцати лет почти по три пачки в день.

Жан всхлипнул.

Это же сон, да? Сейчас Жан проснётся и обязательно обнимет маму, расскажет ей про сон, а она рассмеётся и скажет, что умирать пока не собирается.

– Она же вылечится, да? – Жан схватил ладонь врача. – Я найду деньги на химиотерапию или какую-нибудь операцию. Вы только скажите сколько. Я всё найду и всё принесу.

– Абсолютно точно выздороветь при запущенности болезни невозможно. Поэтому терапия направляется на поддержание нормального состояния и избавления от мучительных последствий патологии, – врач замолчал, пока Жан фильтровал в голове всё сказанное. – Ей осталось не больше полугода.

Жан заревел в голос.

Слёзы на подбородке срывались вниз и разбивались на мелкие капельки о плиточный пол. Так же разбивался и Жан.

Это не могло произойти с его семьей. Нет. Это всё чужое. Пусть другие чувствуют эту боль. Пусть другие раскалываются на кусочки. Почему с ним?

Раскол. Жан, сам не ожидая от себя, соскочил с места и убежал прочь из больницы, будто сможет сбежать от этой проклятой новости.

Солнце уже давно село за горизонт, поэтому он бежал по темной улице, не зная куда ведут его ноги.

Бежал.

Бежал.

Бежал.

Воздуха в лёгких не хватило. Он упал на землю, зарывая пальцы в грязь. Жан взвыл. Выл во всё горло, словно пытался вытянуть боль через крик.

Не с ним. Не с его семьёй. Не с его матерью.

В больницу он возвратился под утро с букетом ромашек, которые нарвал возле школы. Зашёл в полностью грязной и промокшей одежде, и застал маму мирно спящей на кровати. Парень медленно подошёл к ней и прислушался к хриплому дыханию, после укрыл её больничным пледом.

У его мамы сегодня День рождения.

Следующие месяцы превратились в бесконечные мучения. Жан устроился ещё на три работы для оплаты больничных счетов. Пришлось даже звонить Симору, чтобы тот помог найти подработку или что-то вроде того.

Жан через день навещал маму, спрашивал о её самочувствии, покупал детское питание. Иногда оставался на ночь и прислушивался к тихому хрипению, а утром, захватив с собой куртку, шёл на работу.

Он каждый день видел, как мама таяла на глазах, словно первый выпавший снег. Болезнь не только сжирала её лёгкие, но и её саму: кожа стала серой, кости начали выпирать. По ночам Жан слышал, как мама просыпалась и вопила. Врачи её успокаивали, давали обезболивающие, ставили всевозможные капельницы и оставляли её один на один с болезнью, с которой самостоятельно справится она не могла.

Жан старался заходить в палату с улыбкой на лице и с новым подготовленным анекдотом, который заставлял её смеяться. Каждый день он брал для неё обед у медсестёр и приносил на подносе. Кормил бережно с ложки и убирал тазик рвоты, выходящая из неё после каждого приёма пищи. А иногда выходила просто кровь.

В один из солнечных дней, Жан распахнул шторы, позволяя солнечному свету проникнуть в палату и осветить серую кожу матери. Она очень любила, когда в детстве Жан пел различные песенки, выученные в школе. В этот раз Жан захотел вернуть её в то беззаботное время. Он поставил небольшую колонку на стол и включил музыку.

– Великий певец Жан решил посетить мои покои? – она выдавила из себя улыбку.

На её вопрос Жан прислонил указательный палец к губам, а после гордо вскинул голову и поклонился.

Он начал петь детскую песенку про лягушек, выученную ещё в третьем классе. Но, во взрослом возрасте получалась куда хуже, чем предполагал парень: фальшивил на верхних нотах, хрипел на некоторых гласных, а посреди песни и вовсе забыл слова, но мама громко смеялась и по-детски хлопала в ладоши.

Женщина почувствовала, как её горло омерзительно сжимала колючая проволока. Сначала она пыталась сдержаться, но ослабленное тело не могло бороться с болезнью, поэтому она заглушила мелодию своим раздирающим кашлем.

И Жан снова сломался. Сквозь слёзы, он подбежал к ней, протянул тазик и успокаивающе гладил по спине, продолжая негромко напевать песню, чтобы перебить кашель матери. Та, сгибаясь от боли, выплюнула сгусток крови, а после, как ни в чем не бывало, легла на кровать, прикрыв глаза. Жан несколько раз погладил её по волосам, а затем испуганно отдёрнул руку как от огня – между пальцев остался клочок тонких волос.