Счастье

Кашель матери стал единственным звуком, который Жан слышал. Через пару недель опухоль распространилась в средостение и лимфатические узлы шеи, и теперь это затрудняло речь мамы, позволяя ей просто лежать на кровати и смотреть в одну точку.

Парень стал спать прямо в палате на стуле, потому что та каждую ночь просыпалась от кашля и не могла вздохнуть. Приходилось её немного нагибать, чтобы кровь, гной и слизь смогли спокойно выйти.

В один из дней, когда Жан кормил маму, её снова вывернуло в тазик, вперемешку с гноем и кровью.

– Не нужно, – прохрипела мама сквозь силы.

– Не нужно кормить тебя?

Мама качнула головой и громко закашляла, прикрыв рот салфеткой.

– Не нужно жалеть меня, – каждое слово давалось ей с таким трудом, что отбирало последние силы. – Все мы когда-нибудь умрём: твой отец, твои друзья. Ты тоже когда-нибудь умрёшь. Просто, я уйду немного раньше.

– Не говори так.

– Не говорить что? Очевидные вещи? – она поманила Жана пальцем, чтобы тот наклонился и ей не пришлось тратить силы на голос. – Послушай, малыш. Первое время будет очень сложно. Не смей опускать руки, понял? Ты не просто ребёнок. Ты мой сын, Жан. Мой, – Жан поднял голову к потолку и закрыл глаза, чтобы сдержать слёзы. – Если вдруг тебе нужна будет поддержка, если вдруг станет плохо и невыносимо – положи руку на сердце, – она взяла его руку и положила себе на грудь. Под тонкой кожей и больничным халатом парень едва мог уловить удары. – Твоё сердце – моё сердце. Знай, сынок, что тебя я никогда не оставлю одного.

После работы Жан снова шёл в больницу. Сегодня он прихватил сказку «Сказание о скале», которую кто-то оставил на стройке, где он подрабатывал.

Как обычно сев перед изголовьем кровати, чтобы хорошо было видно лицо матери, Жан начал читать сказку.

– Жан, ноги, – тихо прошипела она, елозя на постели.

Мальчишка тут же отбросил книгу и принялся разминать стопы, сгибать и разгибать ноги в коленях.

– Болят?

– Такое ощущение, что я их не чувствую.

Если бы у женщины в тот момент были силы, то она бы почувствовала, как ладони сына ослабли, а затем начали трястись. Жан отвёл голову к окну и прикусил губу, стараясь сдержать слёзы. За окном щебетали птицы. Он так хотел вывести маму на улицу, чтобы она, наконец, вдохнула свежий воздух; хотел принести ей твёрдую пищу, чтобы она, наконец, вспомнила вкус еды; он хотел просто выйти из этой чёртовой больницы, чтобы больше никогда не видеть эти мрачные коридоры.

– Спина.

Хрип мамы вытащил Жана из раздумий, как удочка вытаскивает рыбу на берег. Ему пришлось привстать, чтобы помочь маме сесть. Наклонив маму, он стал бережно массажировать спину, смотря за её реакцией.

– Такое чувство, что всё немеет.

Её шёпот был похож на тот, когда в детстве она читала Жану сказки на ночь. Её тяжёлое редкое дыхание заставила мальчика аккуратно положить маму.

– Уже лучше?

Мама молча повернула голову в сторону сына. Радужка её глаз была абсолютно чёрной. Она пристально смотрела на Жана, забывая даже моргать. Жан посмотрел на её грудь – ещё дышит.

– Голова!

Её визг заставил Жана соскочить с места. Он тут же нажал кнопку вызова персонала и сел рядом.

– Голова! Так болит! Сделай что-нибудь!

– Сейчас придут врачи, мама, – Жан схватил её за ладони и крепко сжал их.

Словно найдя последние силы, женщина резко села на кровать и уставилась своими чёрными глазами в потолок.

– Голова, Жан!

– Мам, потерпи, – он обнял её так крепко, стараясь успокоить пока она кричала во всё горло. – Сейчас уже придут врачи.

Мама тут же замерла. Жан обнял её крепче, вытаращив глаза на мятую наволочку.

Вдох. Выдох.

Жан прикусил губу.

Вдох. Выдох.

Женщина едва дёрнула рукой.

– Жан…

Вдох.

– Все хорошо, мам, – правой ладонью он огладил её тонкие локоны. – Всё будет хорошо. Мам?

Жан не услышал выдоха.

В голове произошёл взрыв.

В кабинет вальяжно вошла медсестра. Увидев обмякшее тело женщины, она тут же выбежала в коридор и что-то громко крикнула.

– Мамочка, – Жан сильнее прижал её к себе. – Мамочка.

Чья-то сильная рука отдёрнула его, после, какой-то сильный мужчина вывел Жана из палаты.

– Мама, – взвыл Жан. – Мама! Мамочка!

Жан упал жижей, упал тем гноем, что долгое время выходил из матери, на пол.

Не с ним. Ни с его семьей. Ни с его матерью.

Врачи вывезли из палаты тело, накрытое белой тканью.

Жан не просто рассыпался. Его плоть вырывали на живую. Кости перемололи в пыль и рассыпали по миру. Захочет собраться – не сможет. Сердца нет, там пузырь с черной желчью.

Его мать сто пятьдесят шесть дней боролась с раком. Больше не смогла.

Прах мамы отдали спустя два дня. На похоронах присутствовал только Жан, его отец и та девушка из машины.

– Никто мне не сообщил о её болезни. Я даже не знал. Позвонили лишь тогда, когда её сердце перестало биться, – шептал отец. Жан игнорировал слова. Он смотрел лишь на улыбающуюся фотографию матери и заставлял себя стоять смирно и не дать разреветься перед отцом. – Что будешь делать дальше, Жан? – снова тишина. – Я не могу оставить тебя одного на произвол судьбы, поэтому, давай держаться вместе? Переедем в Са-Рьяно и будем жить вместе?