Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний

В. Моя бабушка Вера Сергеевна удивительно умела делать вареники с вишнями. До сих пор помню их вкус и цвет: снаружи бледное тесто, внутри рубины.

Г. У меня есть друзья в Греции, и нет ничего счастливее, как сидеть в жаркий августовский день на веранде их приморского домика в Халкидики и наблюдать сквозь марево, как меняется цвет моря и как носятся в раскаленном небе ласточки.

Д. Я себя назвал идиотом; может, я просто дурак? Согласен и на это, меня это не делает несчастным.

Е. Разве не счастье в начале октября собирать в сыром ельнике, отмахиваясь от липкой паутины, грибы чернушки: к их черно-зеленым перламутровым воронкам прилипли рыжие иголки?

Ё. Не мне рассказывать, какое счастье новогодняя ёлка.

Ж. Да, бывает жутко. Но верно написал Гашек, а Богатырев перевел: «Жупайдия, жупайда, Бог не выдаст никогда, если нас посадит в лужу, сам же вытащит наружу», и это – счастливая правда.

З. Ненавижу зиму. Но и в ней есть прекрасное качество: она неизбежно счастливо заканчивается весной. Так устроена наша планетная система.

И. Есть ли у меня устойчивая идеологическая позиция? Пожалуй, к счастью, нет. А может быть, и есть. Как бы то ни было, моя идеология такова: надо как меньше гадить и замусоривать Lebensraum, жизненное пространство.

Й. В детстве я с радостью читал про йоменов и Робин Гуда. А теперь думаю, что, к счастью, не оказался разбойником-гуманистом.

К. Когда-то я оказался в Карпатах, в селе Криворовня. Залез на гору, сколько хватило сил, и под ногами у меня широкими восьмерками парил орел. Рассказать, какое это было счастье? Или, например: я наполовину вырос в Крыму и знаю полуостров почти как свою ладонь. Теперь я туда ни ногой, но разве это отменяет то счастье, которое я там узнал?

Л. Я очень люблю летать. Неосуществимая мечта – это самому летать на маленьком самолете. Но есть и такое счастье: глядеть из крылатой консервной банки в маленькое овальное окошко на белые ватные облака. А если нет облаков, то еще большее счастье глядеть на непонятные горы, реки и домишки далеко-далеко внизу.

М. Я дурак, придурок или просто идиот? Похоже на то, что – придурок. Мешает ли мне это быть счастливцем или не мешает? Мне – не мешает.

Н. Никарагуа. Одна моя приятельница – наполовину еврейка, а наполовину никарагуанка. Но не сандинистка. Ее родители сбежали в Испанию, и это тоже счастье.

О. Когда-то давным-давно я зачем-то пошел в Западном Берлине в тамошний знаменитый Zoo. Там в клетке сидела огромная обезьяна, седоватая горилла преклонных лет. Примат оголтело лупил по асфальтовому полу старой автомобильной покрышкой. Когда надоело, он начал мастурбировать. Какое счастье, как мне незаслуженно повезло, что судьба моя сложилась лучше, чем у этого деда-гориллы!

П. Я с молодости стремлюсь к пустоте и чистоте. Не достиг цели, но на помойке все же не оказался. Хотя, конечно: родился при Сталине, а помру при Путине. Печальный, казалось бы, факт. Но он не отнимает у меня счастье: хрен с ними, со Сталиным и Путиным, я-то не на помойке живу, да и на помойке такие цветы иногда растут, что дух захватывает.

Р. Я почти ничего не умею в жизни. Не умею чинить автомобили, не умею читать по-латыни, да и русский язык я знаю так себе. Единственное, что я чуть-чуть умею, это рисовать. Но и рисовать, если сравнивать с теми, кто действительно умеет рисовать, я умею плоховато. Куда мне до Рублева, Рембрандта или Репина! Но я знаю, как надо рисовать, и это счастье.

С. Стою сегодня на автобусной остановке, гляжу, как по небу куда-то зачем-то бегут облака. Подходит персонаж с серым бугристым лицом и спрашивает: «Чего лыбишься, батя? Счастье, что ли, привалило?» Отвечаю: «Ага! На небо погляди, счастье же!» Персонаж так удивился, что пошел в сторону, противоположную той, куда направлялся.

Т. Так-то оно так, я счастлив. Но все время накатывает тоска, и задаешься не то вопросом, не то констатацией: «Какой же я дурак, зачем живу, жизнь же бессмысленна». Ну так постоянное счастье было бы тусклым, не будь отчаянья.

У. Вы видели удода, Upupu epops? Это удивительная птица, она порхает как бабочка на своих широких полосатых желто-черно-белых крыльях. Иногда, усевшись на землю, уговаривает мир, что все хорошо: «Упупу… упупу… упупу…» И поднимает чудесный хохол. Именно удод в гениальной поэме Аттара «Беседа птиц» привел всех птиц (от павлина и сыча до соловья и орла) к пониманию, что Симург, Птичий Царь, – это все мы и каждый по отдельности. Разве не счастье увидеть удода, а я удода видел много раз?

Ф. Про «ф» можно было бы написать и на «с». Но счастье свободы для меня связано с песней по-английски, «Me and my Bobby MacGee», и там такие слова: «Freedom is just another word for nothing left to lose».

Х. Я люблю банальности, счастлив с ними. Я люблю хлеб. Это же счастье есть теплый хорошо выпеченный хлеб, разве нет?

Ц. В Царстве Небесном мне делать нечего, я бы там был незаслуженно счастлив, то есть несчастен.