В музее, в отличие от улицы, сегодня многолюдно. Обожаю наблюдать в музеях за людьми. Вот, скажем, кто-то проходит через анфиладу залов стремительным шагом и застывает на добрый десяток минут перед картиной. Хорошо, если это относительно неизвестная картина – значит, человек пришел к ней на свидание. Хуже, если это «Мона Лиза». Для таких любителей «поставить галочку» весь Лувр утыкан указателями в стиле «к «Моне Лизе» прямо по коридору». Худенький юноша восточной внешности методично отщелкивает фотокамерой буквально каждый квадратный метр помещения. Вот объясните мне, в чем смысл фотографировать картины? Какой бы замечательной ни была фотокамера, качество фото будет все равно не лучше, чем у репродукции. Или это доказательство того, что «здесь был я»? Неужели никто не поверит без такого подтверждения? Некоторые фотографируются на фоне картины. На память о моменте? О мыслях, которые возникли, глядя на картину? Сознаюсь, есть у меня одна такая фотография. Я на фоне кувшинок Клода Моне. Момент забыть сложно, а вот о чем я тогда думала – забыла напрочь. Лучше бы не фотографию сделала, а записала пришедшую на ум фразу в блокнот. Или в органайзер мобильного телефона. Подслушивать разговоры в музее тоже интересно. Люди редко говорят в музеях громко, и все равно, если постараться, можно узнать много нового. Например, пристроившись минут на десять к группе экскурсантов. Что для меня идеальный вариант – по музеям я люблю бродить своим маршрутом, а не с группой. Около картины Веласкеса пожилая португальская пара оживленно спорит друг с другом. Интересно, о чем? О картине или о том, где они будут ужинать вечером? Я стала прислушиваться. Да, кажется, о картине. А вот еще одна пара – скорее всего, британцы. Эти не спорят, а, наоборот, одобрительно улыбаясь, поддакивают друг другу. Типичные, если использовать терминологию Бриджит Джонс, «самодовольные женатики». В зале со скандинавской живописью мама-японка, поставив коляску с крохой в розовом платьице перед картиной так, чтобы ракурс восприятия был наиболее правильным, тихим голосом что-то рассказывает. Кроха хлопает глазами и улыбается. Я впечатлена. Я тоже буду так. Когда-нибудь. По этому музею я готова бродить часами. Глаза отдыхают, мысли упорядочиваются. Кроме живописи здесь собрана внушительная коллекция мебели, посуды, керамики и ювелирных изделий времен португальского колониального прошлого и географических открытий. Африка, Индия, Китай, Япония. Вот удивительное дело – насколько вещи с историей в несколько веков органично вплетены в тренды нашего времени. Или даже уже успели превратиться в классику. Бокал авторства немецкого стеклодува Johann Schaper датируется 1660 годом, а на вид – типичный низенький широкий old fashioned, в котором принято подавать виски. Конусообразный фужер безымянного венецианского мастера помоложе – создан в восемнадцатом веке, а на вид – классика для мартини. Бонд, Джеймс Бонд. Или вот стулья в музейном кафе. Модель называется «номер 7» – продукт творческой мысли знаменитого датского дизайнера Арне Якобсена. Этот стул был создан в 1955 году, а выглядит – суперактуально. Я купила в кафе свою uma bica и вышла с чашечкой в музейный сад, с террасы которого открывается чудесный вид на реку и портовые доки. Села на стул и под глоточки кофе начала мечтать. Посвятить этому занятию большое количество времени мне не удалось, потому что в кармане завибрировал мобильный. Педру?! Ну как же, вот уж размечталась, так действительно размечталась. С размахом. Сестра. Вместо «здрасте» начала жаловаться на свой серпентарий единомышленников.
Тебе везет, говорит, тебя уволили, кто бы меня уволил. «А ты потеряй папку с рабочими файлами. Или, еще лучше, проспи самолет, когда летишь в командировку. И я уверена, что начальство с радостью пойдет навстречу твоим тайным мечтам, – отвечаю я ей. – И, кстати, меня не уволили, а сократили!» – «Вот-вот, кто бы меня так сократил, с компенсацией на несколько месяцев вперед и с сохранением страховки на полгода, – продолжила нудеть сестра. – Как в Лиссабоне погода? Тепло, да? А у нас дождь уже вторую неделю подряд…»
Ну да, мне всегда везет. Ее послушать – так это именно я из нас двоих родилась с серебряной ложкой во рту и с платиновым памперсом на попе. А она – бедняжка Козетта. У моей сестры стакан всегда наполовину пустой, а у меня всегда наполовину полный. В этом наше с ней фундаментальное отличие. Порадовать ее, что ли, рассказом о том, что меня бросил очередной мужчина? Не дождетесь.