Невозможно ни о чем не думать, будет лезть в голову всякая фигня, какая-то такая ерунда и каша, что и не представить, вот в этом и смысл медитации – направить свои усилия на то, чтобы вообще не думать, сосредоточившись на тишине своего сознания.
Говорят, тогда можно услышать Высший Разум.
Может, оно и можно, но пока – бу-бу-бу про что угодно от ботиков любимой бабушки до прокисшей простокваши!
Через несколько часов Костромин спускался с валуна и делал какие-то не совсем понятные ему физические упражнения, которые показывал Тон.
Тело болело все время, не переставая, Юрий уже, казалось, свыкся с этой не проходящей, бесконечной болью и отодвигал ее куда-то на край сознания, и все бы ничего, только постоянно тяжело кружилась и болела голова, очень сильно колотилось сердце, и дышать было практически невозможно, казалось, легкие разорвутся и выйдут кусками через горло.
Это была настоящая жесть! Но Костромину бредилось, что его сознание каким-то образом отделяется от физических ощущений и живет своей собственной жизнью, не привязанной к телу, или просто от бесконечной боли он пребывал в странном обморочном состоянии?
Ах да, он не ел. Вообще.
Кроме той единственной кружки воды после медитации, он больше ничего не ел и не пил. Поначалу Тон каждое утро сообщал ему, что сегодня принимать пищу он тоже не будет, а потом где-то через неделю и говорить перестал.
Тон вообще практически с ним не разговаривал, только крайне редко отдавал короткие указания, наставления на русском языке, с каждым днем лишь увеличивая физические нагрузки Юрия.
Зато ночью.
Костромин начал видеть сны. И были они настолько странными, удивительными и подробными до запахов, вкусов, звуков и ощущений, что, когда Юрий просыпался, ему казалось, что все поменялось местами – там, во сне, он проживал настоящую, наполненную, яркую жизнь, а здесь, в реальности, это была иллюзия, сон.
Каждый раз во сне к нему приходил Тон, и они куда-то перемещались – в какие-то неизвестные страны и города, в разные времена, в какие-то священные места и капища. Видели много интересных людей, даже исторических личностей и общались с ними.
Тон во сне постоянно беседовал с Юрием и рассказывал, объяснял настолько поразительные вещи про истинные законы мироздания, наглядно показывая, как они работают, про истинную историю земли, начиная с миллионов лет назад. Это было бесконечно увлекательное путешествие и завораживающие сны с таким огромным объемом информации, которую не то что услышать и осмыслить, но и просто охватить в обычном времени невозможно и за несколько лет.
На двадцать второй день Тон дал Юрию выпить теплой воды с густо размешанным в ней медом, а вечером пару горстей полусырого риса без соли.
Было невероятно вкусно.
Ест ли Тон сам и вообще как тот живет, сколько и когда спит и вообще ведет ли нормальный человеческий образ жизни, ну пусть даже ненормальный, но какой-то образ жизни, Юрий не знал: он много времени проводил в одиночестве – бегал по тропам, стоял под водопадом три раза в неделю, выполнял трудные физические упражнения, пытался медитировать, выполняя наставления Тона, найдя себе другой валун тоже с относительно плоской вершиной и достойным видом на священную гору Кайлас, только подальше от пещеры.
Однажды вечером, когда село солнце и рухнула на землю темнота, как всегда бывает в горах, Тон развел маленький костерчик, поставил на него чайник, собираясь заварить травы, и подозвал к себе Юрия, приглашая присесть рядом у огня.
В этом вдруг почудилась Костромину какая-то домашность, что ли, интимная уютность – за пределами их пещерки, в непроглядной черноте ночи, валил огромными хлопьями снег, и в хрустальной тишине гор, казалось, слышалось тихое шуршание этого его падения, а здесь, в этом маленьком уютном мирке пещеры, у небольшого костерка сосредоточилась жизнь и человеческое тепло на многие, многие километры вокруг.
И это ощущение теплой жизни в проекции величия безмолвной природы настолько пронзительно почувствовал Костромин, что вдруг вспомнилась ему Варюха, и он чуть не задохнулся от острого чувства к ней и, не удержавшись, почти простонал:
– Как я умудрился все испортить? А, Тон? – и посмотрел на отшельника. – Почему меня так повело на ту бабу?
– Да, – словно согласился с ним Тон, улыбнулся своей бесконечно недоступной и всегда загадочной улыбкой и произнес: – Надо благодарить Высший Разум, что удостоил тебя такого испытания.
– В каком смысле благодарить? – обалдел от столь неожиданного заявления Костромин и аж задохнулся от негодования. – Я себя ненавижу, чуть не помер, у меня семья разрушилась. Варюха меня бросила, уехала, сбежала подальше, от меня родители отреклись. За это благодарить?!
– Катастрофы стимулируют развитие, – невозмутимо заявил Тон и посмотрел в глаза Юрию. – Все, что кажется самым страшным испытанием, всегда оборачивается только пользой для человека. Ведь чем темнее ночь, тем ярче звезды.
– А если умер ребенок или близкий человек? А если был уважаемым человеком и оказался в тюрьме или на помойке бомжом? Это тоже на пользу? – возмутился Костромин.