Все монахи собрались провожать их маленькую экспедицию, состоящую всего из трех человек: Костромина и двух монахов, и все оказывали ему особое почтение, кланялись и что-то быстро говорили на тибетском языке.
А Владимир переводил и объяснял, что они таким образом выказывают Костромину особые почести, поскольку еще никто не был призван просветленным братом Тоном к себе, а живет он в горах неисчислимое время, сколько именно, знает только настоятель, а братья, что проживают здесь, даже самые пожилые, придя в монастырь еще детьми, уже слышали об отшельнике Тоне.
Одним словом, очередная легенда для руссо туристо, чтоб позабористей и таинственней – «неисчислимое» прямо время! Вы еще скажите: от начала времен, чтоб вам всем тут весело жилось!
Костромина уже начала откровенно доставать вся эта мистика, таинственность, духовность уровня летающего над землей просветленного, грозящего сверху пальцем.
Хотя, с другой стороны, – мракобесы, конечно, но хорошие ведь ребята.
Они обнялись на прощание с Володькой, посмотрели в глаза друг другу, еще раз крепко обнялись.
– Держись, друг, – напутствовал его Вовка, прижимая к себе. – Если совсем станет невмоготу, скажи ему, он тебя отпустит. Это не значит сдаться, это все равно победить.
– Я понял, Вов, – похлопал друга по спине Костромин. – И ты держись, судя по всему, тебя тоже не рахат-лукум здесь ждет.
– Нормально.
Все!
Вышли за ворота, провожаемые всеми обитателями святого монастыря, еще долго махавшими им вслед.
Вообще-то по всем законам физики и биологии Костромину помереть полагалась по дороге к тому загадочному мужику, ибо это была не дорога, а какой-то пыточный путь, ей-богу!
Назвать тропой то, по чему они двигались, можно было только при очень позитивном и богатом воображении, хотя монахи настаивали, что это именно тропа, даже по-английски один из них произнес это утверждение. На взгляд Костромина, шли они по сплошному битому камню, разбросанному везде, только там, где они шли, этот камень был чуть мельче и его было – ну да, правда, на самом деле! – меньше.
Типа тропа!
Трясло его на том осле так, что он откровенно сомневался, что все его основные мужские причиндалы не расплющит. Но монахи жестами и прикольной до смешного мимикой настойчиво давали понять, что надо терпеть, поскольку ослы бегут!
Нет, вы не поняли – ослы бегут!
Животные пилили и пилили, покачивая в такт своему бодрому «аллюру» ушастыми головами, и громко сопели. Монахи громко о чем-то переговаривались друг с другом, но осликов погоняли.
К тому моменту, когда выдохлись окончательно все – и животные, и люди, – ослы просто встали посреди тропы, Костромин решил, что уже все свои темные грехи пыткой «дерби» на ослах по каменистой тропе искупил напрочь, по ходу лишившись мужского достоинства за те самые грехи и покалечив задницу, и более изощренных истязаний и пыток просто не бывает!
Ан нет, бывает, это все оказались цветочки!
В тот момент Костромин пребывал еще в не пуганой наивности и мало что понимал в пытках.
Голова кружилась и гудела ужасно, сердце бухало, и болело совершенно все тело. Сидеть он не мог, поэтому пил горячий чай, что по-быстрому сделали монахи, и закусывал его какой-то безвкусной лепешкой, стоя у малюсенького костерка, который за несколько минут очень проворно наладили парни.
Но что-то такое крутое ему, видимо, дали в монастыре выпить и «закусить», что он все еще находился скорее в живом состоянии, чем в обратном. По крайней мере, Костромин сознание не терял, вполне нормально соображал и даже мог еще слабо шевелиться.
Вот лучше бы не соображал! Обалдел прямо, когда ему настойчиво предложили снова взгромоздиться на осла.
– Да ну, мужики! – взревел по-русски Костромин. – Я рядом пойду или побегу!
Не-е-е, оказалось, не положено бежать и идти. И парни усадили его на осла. Правда, животные больше бежать не могли и просто шли, но таким бодрым шагом.
В общей сложности на подъем до определенного места ушло около восьми часов. И когда Костромин увидел, куда именно они пришли и что им предстоит, он настолько обалдел, что всерьез решил, что проще было бы помереть по пути – проще и гораздо дешевле обошлось бы всем! Нет, ну ей-богу!
Они поднялись по крутой горной тропинке, вышли и остановились на небольшой плоской площадке, наверное, метров пятьдесят в диаметре, зажатой между двумя склонами. Эта площадка своей третьей стороной упиралась в выпуклую, практически полукруглую, теряющуюся в высоте отвесную стену горного массива. С четвертой же ее стороны находился крутой обрыв…
Красивая картинка – такая дикая величественная природа горного края. Тем более закат начинался – открыточная прямо красота. «Привет из Тибета» называлась бы, к тому же если встать у самого обрыва, то видно вершину Кайласа.
Ага, если не считать того, что они не пришли еще – стой и любуйся, почему нет!