Он проснулся от того, что яркий, жалящий луч восходящего солнца бил ему прямо в глаза. Костромин поморщился и попытался было повернуться на бок, сбегая от этого назойливого «прожектора», но повернуться не получилось – тело болело так, что не только дышать, даже думать было больно. Даже не так – боль была единственной и основной составляющей всего его организма, сознания и разума, он и стонать не мог, потому что это оказалось больно. Нет, не единственной – еще была невероятная слабость.
Но ему как-то удалось заставить себя открыть глаза, сесть и осмотреться. Первое, что увидел Юрий, – это великое встающее огненное светило, которое сияло прямо ему в лицо через открытый проем…
Открытый куда? – спросил себя Юрий и принялся осматриваться по сторонам.
Действительно, где это он?
В пещере. Ну, удивительно было бы, наверное, подняться высоко в горы и обнаружить себя поутру в комфортной современной квартире.
Вот пещера как раз в тему этого вояжа и, кстати, в гораздо большей степени соответствовала пониманию жилища отшельника, чем сам тот отшельник.
Такая… аскетичная? Нет, аскеза, это когда человек весь в поиске духовного просветления отказался от всего социального и цивилизационного по максимальной возможности: маленькая комнатка, одеяла в углу в качестве постели, очаг, может, стол-стул, еда-одежда в виде даров от людей – это да, она самая!
В этом же жилище все было… не так, а как-то – по-настоящему, что ли, без лишней атрибутики отреченного от мира.
Овальная пещера, наверное, метров двадцать пять, в противоположной от входа стене зияла совсем узкая, где-то сантиметров сорок шириной, щель по всей высоте пещеры, уходящая в глубь скалы, в темную ее неизвестность.
В самом же пространстве пещеры имелся небольшой очаг, сложенный из камней рядом с той щелью в стене, циновки и какие-то… пледы, что ли, сложенные стопкой у стены, служившие, скорее всего, спальным местом отшельнику. Напротив, у другой стены, сейчас располагался Костромин на принесенном с собой спальнике, укрытый своим же одеялом и курткой. Ногами он упирался в подобие шкафа – выдолбленную в скальной породе нишу, внутри которой сделаны деревянные полки. Там хранилось что-то, уложенное во множество грубых тканевых мешочков, и какая-то хозяйская утварь: глиняная посуда, сковородка, что-то еще, он не рассмотрел подробно.
С другой стороны от входа стоял «рюкзак» Юрия, прислоненный к чему-то объемному, высотой с метр, накрытому куском ткани, украшенной традиционным тибетским рисунком, а рядом аккуратной стопкой лежали какие-то тряпичные вещи. Пол усыпан сухими травами, сверху застелен самыми простыми домоткаными ковриками тоже традиционно тибетского исполнения.
Вот теперь все.
Ни столов, ни стульев, ни уступчика какого каменного, на котором можно было бы посидеть.
Юрий заставил себя перевернуться и встать на четвереньки, подождал, пока прекратят светиться круги перед глазами, подышал глубоко, прихватил куртку и подняться на ноги, постоял, переживая приступ головокружения, натянул кое-как со стонами и матами на себя куртку и медленно побрел к выходу, делая щадящие скупые движения больного напрочь человека, не желающего добавлять себе лишней боли.
Не поверите – пещера выходила на ровную небольшую площадку диаметром, наверное, метров тридцать-сорок с уклоном прямо… к вертикальному обрыву. Зато за пещерой и с остальных сторон не поднимались грозные скалы. То есть скалы, конечно, имелись, собственно, чего другого можно ожидать в горах, но они все располагались как бы в отдалении, а окружали эту площадку и пещеру не такие уж крутые подъемы, только один огромный кусок скалы торчал чуть вправо в стороне… на плоской вершине которого и увидел Костромин сидящего в позе лотоса брата Тона.
Медитирующего, судя по его неподвижности.
– Хозяева, а где у вас тут удобства, которые можно было бы посетить? – ворчливо поинтересовался себе под нос Костромин.
И отчего-то посмотрел влево, постоял немного и двинулся в ту сторону – вот почему-то ему захотелось пойти именно туда.
Отошел Юрий от площадки и пещеры прилично, метров приблизительно на сто пятьдесят, по не очень крутому, можно сказать, почти пологому подъему вверх. Услышал где-то рядом звон ручейка, двинулся на этот звук и обнаружил бодрый и сильный родничок, стекающий со скального уступа в небольшую ложбинку.
Родничок весело журчал и, странное дело, не замерзал, хотя морозец был вполне приличный.
Ну, ладно, водички Костромин попил и даже кое-как умылся, хоть его всего и скукожило от леденящего холода. Но где же все-таки тут отхожее место или хоть где – вся природа в твоем распоряжении?
Выяснилось, что не вся.
Метрах в десяти от родника обнаружилась… дыра в земле.
Точнее, в скальной породе, и дыра бездонная – его кислое «ау» вглубь осталось без ответа, а падение пущенного туда камня он даже не услышал.
Ладно, природа, мать наша!