Счастье по Аристотелю

Наша цивилизация одержима работой. Провозглашаемое Аристотелем превосходство продуманного конструктивного досуга над работой или примитивным отдыхом идет вразрез с нашей привычкой идентифицировать себя с профессией или родом деятельности. Спрашивая нового знакомого, чем он занимается, мы имеем в виду способ зарабатывать на жизнь – а не пение в хоре по выходным. Сама мысль об избытке свободного времени, распоряжение которым нужно продумывать отдельно, вызовет саркастический смех у многих рабочих, считающих, что морочить себе голову подобными вопросами может только оторванная от жизни интеллигенция. Однако, по мнению Аристотеля, только часы досуга позволят нам реализовать свой потенциал в полной мере. Работаем мы обычно для того, чтобы обеспечить себе существование, и эта цель роднит нас с остальными животными. А цель досуга может и должна заключаться в том, чтобы развивать другие наши грани, исключительно человеческие: душу, разум, личные и общественные взаимоотношения. Поэтому проводить досуг бездумно и бесцельно – значит тратить время впустую.

Аристотель счел бы неприемлемым современное понятие «трудового рвения», порожденное, как показал Макс Вебер в «Протестантской этике и духе капитализма» (1905), реформацией и промышленной революцией. Люди стали понимать, что с проблемой нищеты и нехватки продовольствия можно справиться – но для этого нужно работать не покладая рук. Возможно, когда-нибудь автоматизация упразднит тяжелый физический труд, однако для этого человеку придется попотеть еще не одно столетие. В итоге статус труда – по крайней мере направленного на максимизацию производства материальных благ – ощутимо повысился. Последствий было несколько. Работа превратилась из средства достижения цели (жизнеобеспечения) в самоцель. «Непроизводительный» труд, то есть не связанный с удовлетворением базовых потребностей, стал считаться менее значимым и важным, чем промышленный. К непроизводительным работникам экономист Адам Смит в «Исследовании о природе и причинах богатства народов» (1776) относит не только государей, но и «священников, юристов, врачей, писателей всякого рода, актеров, паяцев, музыкантов, оперных певцов, танцовщиков и прочих». Максимизация объемов производства потребовала отказаться от ограничения рабочего времени сезонной продолжительностью светового дня – теперь рабочие часы отсчитывал механический хронометр. Рабочий день растянулся, превращая жизнь фабричных городов в бесконечную изматывающую рутину, описанную Диккенсом в «Тяжелых временах» (1854), и ведя на пике промышленного переворота к кошмару 12-часовых смен и эксплуатации детского труда.

В том же 1854 г. вышла книга Генри Торо «Уолден, или Жизнь в лесу», в которой автор описывал свой опыт обитания в лесной хижине в массачусетской глуши, где у него оставалась масса времени на чтение и раздумья. Он исследует психологическую депривацию, возникающую в капиталистическом обществе. В безудержной погоне за материальным изобилием человечество совершенно потеряло из виду смысл и цель существования и даже принялось выдумывать новые потребности, чтобы оправдать несоразмерные временные затраты на производство ненужных благ. Генри Торо лелеет совершенно аристотелевскую мечту: когда-нибудь каждый городок Новой Англии превратится в аналог Ликея, неустанно пополняющий свое собрание хороших книг, умных газет и журналов, а также произведений искусства. Туда будут приглашать мудрецов со всего света, чтобы местное население в долгие часы досуга могло заниматься образованием. Аристотелю понравилось бы, что Генри Торо предлагает именно образование в качестве конструктивного наполнения досуга. Он с прискорбием сознавал, что основная масса людей социально не подготовлена к тому, чтобы правильно использовать свободное время, хотя, на его взгляд, оно и составляет самую важную часть жизни. Аристотель даже готов был утверждать, что правильное использование досуга станет в идеальном обществе главной целью и задачей образования, – концепция более чем современная.