Шли дни, месяцы, годы. Зайнаб казалось, что часы стали быстрее тикать, что солнце и луна хотели быстрее сменить друг друга. Теперь она жила в доме своего дяди также по отцовской линии. Её приняли в свою семью из жалости, ведь в доме и без неё народу хватало. У дяди было восемь детей – все мальчики. Зайнаб должна была честным трудом зарабатывать кусок хлеба. Она могла делать всё: стирать, доить корову, делать уборку, работать на огороде. А вечерами, под яркий лунный свет, взяв в руки спицы и клубок пряжи, садилась она вязать. Это было её увлечением, когда она уходила в воспоминание. Надо сказать, что если бы отцу или матери было суждено её увидеть, они не узнали бы свою дочь. Зайнаб повзрослела, стала красавицей с тонкой талией, стройными ногами, которые скрывались под подолом длинного платья. Фигуру выделяла высокая, упругая грудь. Несмотря на летнее жаркое солнце, её кожа сохранила молочный цвет, а мягкие волосы, заплетённые в две косы падали на точеные плечи. И, конечно же, глаза, её карие глаза, светились душевной чистотой и нежностью. Зайнаб хотела учиться, но её школой стала сама жизнь. Правда она посещала иногда уроки мудрого муллы в близлежащей мечети, но это не удовлетворяло её. Она выучила почти все молитвы на арабском языке, неплохо владела навыками письма и свободно могла читать старые потрепанные книги мусульманской молитвы.
Многие люди думали, что с приходом 1917 года свет одолеет тьму. Но светлое и святое вытравлялось в стране всеми возможными и невозможными способами: детей публично заставляли отказаться от родителей, записывая их в пионеры, взрывались дороги к храмам и мечетям, да и сами мечети. С родной земли изгонялись лучшие люди. Через братоубийственную войну прозвучал лозунг: «Вся власть Советам!» Могли ли неучи управлять страной, осознавая трагические уроки безумной революции. Итак, Советская власть запретила мечети распространять пропаганду мусульманской веры, поэтому это маленькое «учебное» заведение было закрыто. Позже здание мечети было сожжено.
Вскоре Зайнаб почувствовала, что надо «повернуть» судьбу в другое русло – есть же в ней что-то единственно правильное в стремлении бороться. И счастье, когда эта борьба не за кусок хлеба, не за право жить и выживать, а за свою душу, за своё право быть человеком. Намного позже люди скажут о ней: «Вот она, наша героиня – уникальность человеческой души!». И ещё много лет спустя внучка Зайнаб возьмётся за перо и появится в литературе ещё один новый персонаж – героиня маленькой повести….
А пока, она ещё раз взвесила все «за» и «против» и решила уйти из дома. Зайнаб была помолвлена ещё двенадцатилетней девочкой с неким Галимзяном. Она видела своего наречённого всего лишь несколько раз и была шокирована: он не выделялся особой красотой. К тому же она обнаружила, что его губы не закрывают зубов. Поэтому её отношение к этому браку было скорее чисто прагматическим, нежели романтическим. Избранник влюбился в эту розовощёкую полногрудую девушку, бросившую на него благосклонный взгляд. Её замужество было лишь поводом того, как бы поскорее уйти из дома дяди, где она была самой настоящей служанкой.
Стояла осенняя пора, когда Зайнаб первый раз переступила порог дома будущего супруга. Свекровь, стоявшая в центре просторной комнаты, держала в руках круглый каравай на красиво вышитом полотенце. Слегка волнующимся голосом она произнесла:
– Проходи, дочка. Давай помолимся о том, чтобы стать такими, какими нас хочет видеть Аллах. Может быть, в нём наша добродетель.
Так, в жизни Зайнаб наступила следующая ступень её испытаний – она стала замужней женщиной.
Часть II
Мать Галимзяна относилась к Зайнаб с ответной симпатией. Свекровь сразу же поняла, что жена её сына не испорчена жизнью, её борьбой за власть, в общем, тем, чем занимались жёны многих мужей на селе.
В доме находились две комнаты: в одной из них, что была побольше, прямо посередине стоял стол самодельного происхождения, рядом скамья длиной в три метра, сбоку – огромная белая печь; в другой комнате – две деревянные кровати, одна из которых была покрыта, синей занавеской прямо с потолка. Пол, натёртый воском, не оставлял никаких мелких щепок, поэтому на него можно было ступать босиком без всякой боязни. Зайнаб заменила свекрови родную дочь, которая умерла при родах два года назад.
Самолюбие у Галимзяна заметила Зайнаб с первых же дней совместной жизни. У неё возникло несколько серьёзных возражений, но она не знала с чего начать. Затем, соединив все факты, Зайнаб пришла к выводу, что Галимзян примет все меры, чтобы призвать её к молчанию. Супруг был старше Зайнаб на восемь лет. Слова – грубые, бестактные, непродуманные и совершенно бессмысленные. Круг его мировоззрения заключался в собственном «я».
– Зайнаб, как ты можешь не придавать мне особого значения? Я очень стараюсь понравиться тебе,– говорил он ей, когда они оставались вдвоём,– Наскучило мне сидеть в деревне. Скоро я уеду в город, на заработки.
– А как же я? – спросила испуганно Зайнаб.