Счастье по рецепту

Тиммион произнес это тихо, и было в его голосе что-то такое, что заставило меня поднять взгляд. На подоконнике лежал серебристый колокольчик. Немного потертый, но все еще очень миленький.

– У моей матери когда-то была цветочная лавка. Отец не относился серьезно к ее занятию, насмехался, а иногда и угрожал закрыть лавку. Говорил, что замужней женщине не следует работать, что она ставит в неловкое положение всю семью. Но когда она заболела, он подарил ей этот колокольчик.

– Для чего он? – я взяла колокольчик в руки. Металл все еще хранил тепло ладоней Тиммиона.

– Он стоял на прилавке, чтобы посетители могли позвонить, если никого нет в зале.

– Он не был новым? – указала я на потертости.

– Моя мать болела почти десять лет, и все это время лавка работала. А когда умерла, я уехал из дома, чтобы открыть свою кузницу, и забрал его с собой. Колокольчик мне не нужен, я хранил его как память. Но мне кажется, мама хотела бы, чтобы он не пылился в коробке. Возьми его, поставь на прилавок, и пусть он служит в твоей пекарне.

История, рассказанная Тиммионом, заставила мое сердце сжаться. Я не знала, как реагировать – посочувствовать ли? Или, может быть, отказаться от подарка?

– Я не могу его принять. Это ведь память о твоей матери, Тиммион…

– Возьми, пожалуйста. Пусть эта вещица приносит пользу.

– Хорошо, – кивнула, прижимая к груди колокольчик. – Прилавка у меня пока нет, но надеюсь, что ты поможешь мне с этим. Аррель дал мне денег на открытие, думаю, хватит и на мебель.

– У меня невысокие цены, – улыбнулся Тиммион. – Я приду на обед и сразу после застеклю окно в твоей гостиной. Что скажешь, если мы установим на него железную решетку?

– Было бы здорово, – вздохнула я. – Боюсь, как бы еще кто не вспомнил, что Карла ему что-то должна.

Сосед ушел, оставив меня в растерянных чувствах. Повертела в руках колокольчик, думая о матери Тиммиона. Интересно, какой она была? Наверняка очень хорошей и доброй женщиной – вон как сына воспитала. Тиммион вырос настоящим мужчиной, добросердечным и трудолюбивым. От него не услышишь плохого слова, не увидишь самодовольного выражения лица. Мне помогает, работу дал. Малыша Джейми ругал совсем как родного, но при этом не оставил в беде, увел в свой дом и использовал свои мази. А они здесь не в аптеках продаются, насколько я понимаю. Но что за чудовище отец моего соседа? Как можно угрожать собственной жене только из-за того, что она хотела заниматься любимым делом?

Колокольчик я спрятала до лучших времен в шкафу на кухне. Когда поставлю в гостиной прилавок, обязательно буду им пользоваться в память о женщине, которая вырастила добропорядочного гражданина и не сдалась под натиском мужа-тирана.

До самого вечера я занималась тем, что пыталась представить, как будет выглядеть моя пекарня. Я даже выходила из дома, а после возвращалась, но так, будто я в нем не живу, смотрела словно со стороны. Детально продумывала прилавок, стеллаж, два маленьких столика справа от входа, заглядывала через пока несуществующую мебель в гостиную и довольно улыбалась. У меня будет очень уютная пекарня, если глава города выпишет разрешение.

На обед готовила клецки, их же разогрела и на ужин. Тиммион ел с удовольствием все, что готовила, но я все равно каждый раз спрашивала, нравится ли ему. Мужчина неизменно жмурился, причмокивая губами.

– Как называется это блюдо? – спросил он за ужином.

Я вновь пригласила мужчину присоединиться к трапезе, к тому же, совсем скоро стемнеет, и нам пора было вывозить из дома яды и травы Карлы.

– Клецки. Моя бабушка часто готовила их, когда не было денег ни на что другое.

– У тебя закончились деньги? Почему мне не сказала?

– Не закончились, – рассмеялась, перехватив встревоженный взгляд Тиммиона. – Мне просто нравится это блюдо, поэтому я его приготовила.

– Хорошо, – кивнул он, проглатывая еще кусочек. – А вот моя бабушка готовить совсем не умела, наверное, потому что ей никогда не приходилось этого делать.

– Что, совсем никогда?

– Пятеро кухарок на ее кухне были против того, чтобы к ним присоединилась хозяйка, – усмехнулся Тиммион.

Мне же показалось, что за смешком он спрятал грусть. Хотя может, просто показалось.

– Пора выезжать, – сказала я, подходя к окну.

Солнце в этом мире садилось рано, несмотря на то, что сейчас был летний период. К восьми часам небесное светило клонилось к закату, а к девяти уже стояла кромешная тьма. Интересно, а во сколько здесь темнеет зимой?

– Я подгоню кэб, – согласился Тиммион.

Ближайший час мы очень осторожно выносили коробки с ядами и другими зельями. Зря Тиммион думал, что в повозку все не поместится, и нам придется возвращаться снова – я упаковала все так, что ведьмовской хлам занял всего семь коробок, которые прекрасно поместились в кэб. Правда нам с Тиммионом пришлось крепко прижаться друг к другу, а когда одна из коробок едва не вывалилась на дорогу, то мне и вовсе было предложено место на коленях.

– Не волнуйся, нас никто не увидит, – веселился мужчина, когда я перебиралась к нему на колени с ворчанием.