Гордон поднял короткую вуаль на головном уборе, их взгляды встретились, и молодой маркиз на миг утратил над собой контроль - Гордон Олейла был прекрасен. Безукоризненный аристократ, лицом и поведением совсем не подходивший грубому, как деревянная болванка, непригожему Филлипу. Но главное, что потрясло Эстевана - он тут же, с первого мгновения почувствовал его СВОИМ! Откуда появилось это чувство, он сам не понимал, ибо не верил в истинные пары, но тонкий запах Гордона, прикосновение руки свели его с ума, лишив последних сил. В сердце Эстевана как будто укололи, и он не сразу справился с собой, хоть внешне вел себя учтиво и бесстрастно.
Каких нечеловеческих усилий стоил ему долгий день помолвки - об этом никогда и никому не говорил. Пока вел Гордона по мраморным ступеням до кареты, пока сидел с ним рядом на великолепных бархатных сидениях, пока стоял на церемонии и исполнял положенное жениху - все это время представлялось изощренной и жестокой пыткой, которой не было конца. Ах, если бы все это было по-другому! Если бы ему, а не Филлипу, был предназначен этот удивительный красавец! Хотелось плюнуть на весь мир, на правила, условности и верность, забрать омегу и уехать с ним за тридевять земель, где никого не будет кроме их. Любить его, ласкать и нежить, вдыхая колдовской влекущий аромат, который не перебивали даже сильные восточные отдушки.
Пальцы омеги дрогнули в тот миг, когда Эстеван надевал ему кольцо Филлипа. Маркиз чуть дольше, чем дозволено, сжимал в своей руке пальцы Гордона, потом коснулся золотого ободка положенным по ритуалу поцелуем и ощутил губами восхитительную гладкость кожи. Услышал сдержанный печальный вздох, поднял лицо и увидал ползущую по милому лицу прозрачную слезинку. Наверно, именно тогда меж ними и сверкнула та искра, которая не гаснет никогда, что б ни случилось в жизни дальше. Время не двигалось, а взгляд “глаза в глаза” сжигал до основания обоих.
Дальнейшее Эстеван помнил смутно. Дорога в графство, пышная и шумная чужая свадьба. Как близкий друг, поверенный во всех делах, маркиз сопровождал молодожена до постели, потом, когда закрыли дверь в опочивальню, под шутки и двусмысленные непристойные смешки, он убежал к себе и в первый раз напился, так сильно, что едва остался жив. Но это был единственный последний случай, когда он не сумел держать себя в руках. Больше подобного себе не позволял, как, впрочем, и Гордон, хотя им приходилось каждый день встречаться.
Эстеван провожал омегу на приемы, нередко отвозил его домой вместо подвыпившего загулявшего Филлипа. Первым узнал, что Горди ждет ребенка, первым узнал, что Горди ждет второго… Казалось, что со временем он должен был смириться и перестать мечтать о муже друга, но с каждым годом роковые чувства терзали его все сильней. Маркиз топил тоску в случайных и совсем не нужных связях, прослыв первым столичным франтом и повесой, но в сердце у него была пустыня. Никто не замечал его страданий, кроме брата, Корет сочувствовал ему, ругал, пытался образумить, предлагал жениться.
- Я не могу. И не хочу. Ты сам-то тоже не женат, - упрямо отвечал Эстеван. - Не лезь ко мне. Я справлюсь. Я ему не наврежу. Мне просто больно оттого, что он несчастен с Филлипом, хотя у них уже и трое сыновей. Нам не судьба быть вместе, я это прекрасно понимаю. Лучше не лезь ко мне, не сыпь на рану соль. Я до сих пор справлялся, справляюсь как-нибудь и дальше…
…Они не справились, хотя боролись со своей любовью восемь лет. Не справились и бросились в объятия друг друга. Три месяца украденного счастья, опасных и рискованных свиданий, а после… Эстеван не знал, кто рассказал Филлипу и почему он их застал на самом интересном месте, но гнев обманутого мужа был ужасен.
- Мой лучший друг отдал меня троим мерзавцам и приказал убить, но прежде надругаться. Да, Оли, альфу тоже можно изнасиловать, и это в десять раз страшней, у нас нет смазки и устроены мы несколько иначе. Потом изуверы должны были отрезать мне все между ног и бросить медленно умирать от внутренних повреждений и потери крови. Те страшные дни слились для меня в один сплошной мучительный поток, я помню только раздирающую тело боль. И еще холод по спине и на ступнях, откуда-то ужасно дуло. Меня спас брат, отбил у негодяев, увез и вылечил, потом, когда я ни за что не захотел ни с кем общаться, он выкупил этот участок за горой, построил туннель и стал моим связующим звеном с миром, который я навсегда отверг.
- Простите, Ясень… господин Эстеван, если спрошу. Те негодяи… изуродовали вас?
- Нет, Корет вовремя вмешался. Но меня здорово побили, я с этих пор не мог иметь интимные дела с омегой. Да впрочем, я и не хотел. Одна лишь мысль меня терзала - Гордон. Я так боялся за него, Филлип не человек, а зверь. Корет меня уверил, что супругу Филлипа не причинили ни малейшего вреда. Может, Фил не хотел огласки, может, все же по-своему любил Гордона.
- Теперь я понимаю, почему отец ко мне так относился, - чуть слышно прошептал Оливьер. - Он думал, я ему не сын. Это… на самом деле так, скажите, господин Эстеван?