Счастье привалило

— За что такія испытанія! Не мздоимецъ я, не лихоимецъ я, не убійца, не воръ. А только увлекся въ пожиломъ возраст двушкой (генералъ никогда не называлъ себя старикомъ), и хотлъ эту двушку и ребенка, прямо по доброт своей, поставить на легальную почву, сдлать и ребенка, и ее самое законными.

Онъ не замтилъ, какъ рысакъ остановился ужъ у подъзда церкви, какъ выскочилъ изъ подъзда ливрейный швейцаръ и сталъ высаживать его изъ саней.

— А жениха все еще нтъ, ваше превосходительство, — отрапортовалъ онъ генералу.

Генералъ вздрогнулъ, хотлъ его обругать, но опомнился и только стиснулъ зубы.

«Идти-ли ужъ? — мелькнуло у него въ голов, когда онъ снялъ съ себя шинель и остановился передъ лстницей. — Не лучше-ли вызвать внизъ своего секретаря Мечтаева, дать ему деньги, велть разсчитаться за пвчихъ, объявить, чтобъ Агничка хала домой, и самому хать къ ней»?

Онъ постоялъ съ минуту въ раздумьи и отправился наверхъ.

Каждая ступенька, на которую онъ ступалъ, какъ-бы колола его въ сердце. Ноги подкашивались.

На верхней площадк лстницы встртилъ его секретарь Мечтаевъ и, ни говоря ни слова, только бросилъ на него вопросительный взглядъ. Въ отвтъ генералъ махнулъ рукой.

— Не похалъ? — спросилъ онъ.

— Надулъ, подлецъ! — отвчалъ генералъ. — Его ужъ нтъ въ Петербург.

А съ Агніей Васильевной ужъ два раза было дурно.

— Голубчикъ, разсчитайтесь пожалуйста за все. Вотъ деньги. Заплатите вдвое, что-ли, но чтобы не роптали… А-я не могу… Я не въ состояніи…

Генералъ дрожащими руками вынулъ изъ кармана бумажникъ, сунулъ Мечтаеву безъ счета пачку денегъ и въ изнеможеніи опустился на стоявшую на площадк скамейку.

Секретарь удалился и вскор донеслись пронзительный крикъ и рыданія Агнички. Генералъ вздрогнулъ, но не пошевелился.

Подбжалъ дворникъ Кокоринъ и сказалъ ему:

— Пожалуйте, ваше превосходительство. Васъ невста просятъ.

Генералъ только махнулъ рукой и проговорилъ:

— Ступай. Уходи…

Онъ видлъ, какъ мимо него прошли, громыхая сапогами, пвчіе.

Наконецъ, показалась Агничка. Ее вели подъ руки сестра ея вдова и Дарья Максимовна. Агничка ужъ не плакала больше, а только бормотала:

— Ахъ, какой ужасный скандалъ! Ахъ, какой срамъ… Не знаю куда и глаза теперь дть. На всхъ смотрть совстно.

А Дарья Максимовна восклицала:

— Но за что онъ меня-то нагрлъ на сто рублей! Зачмъ онъ меня-то наказалъ за мою доброту? Вотъ такъ племянничекъ! Вотъ такъ Васенька! А вдь я его на рукахъ няньчила. Спасибо, спасибо! Отблагодарилъ тетку!

Он не замтили генерала и стали спускаться внизъ. Генералъ поплелся за ними. Одвшись, Агничка стала садиться въ карету. Сла вмст съ ней и сестра ея вдова. Ползла въ карету и Дарья Максимовна, говоря:

— Милушка, Агнія Васильевна, и я съ вами. И я къ вамъ… Можетъ, генералъ мн за мою простоту хоть золотой кругляшокъ пожертвуетъ?

— Вонъ! Прочь, злоехидница! — проскрежеталъ зубами генералъ, оттолкнулъ ее, захлопнулъ двери кареты и крикнулъ извозчику:- Пошелъ!

Карета похала.

Самъ генералъ слъ въ свои сани и помчался сзади.

Онъ халъ къ Агничк на танталовы муки.

И муки генералу отъ Агнички были въ этотъ вечеръ жестокія.

1902