Счастье Раду Красивого

   - И ещё ты скажешь сыновьям, что до того, как с моей помощью стал правителем, жил в моём дворце. Жил точно так же, как теперь станут жить они. Вели им во всём меня слушаться. И добавь, что очень огорчишься, если узнаешь об их непослушании.

  

   Когда ребёнку десять лет, как было Мирче и Владу, он легко поверит, что "всё" это и впрямь "всё", даже если велят делать отвратительные вещи. Если бы я сказал такое сыновьям, то мог бы считать их уже сломленными, но всё же у меня оставалась небольшая лазейка.

  

   - А после этого мне можно будет провести с сыновьями хотя бы несколько дней? Я покажу им дворец, покажу город.

  

   Мехмед напрягся:

   - Нет. Тебе будет не до того, потому что ты поедешь возвращать свой трон. Я дам распоряжение никополскому бею, чтобы опять помог. Ты снова станешь правителем и начнёшь собирать своих людей для войны со Штефаном-беем. Конечно, моё войско будет велико, но и твои люди окажутся там не лишними. Поход состоится этой зимой. Дело решённое.

  

   Султан ясно давал мне понять, что исполнит свою часть обещаний, но мне это было безразлично, потому что я понял: "Если велю сыновьям слушаться султана, у меня уже не будет возможности взять своё слово назад, и тайно увезти сыновей тоже не смогу, а в следующий раз султан позволит увидеть их лишь после того, как слова уже не будут иметь значения".

  

   Мне снова захотелось кинуться на султана и попытаться задушить, но я заставил себя улыбнуться:

   - Договорились, повелитель.

  

   Я сказал это, чтобы завтра мне дали хотя бы увидеть моих детей. Вероятнее всего, в последний раз.

  

   * * *

  

   Вернувшись в свои покои, я всё рассказал своим слугам и Милко. Рассказал, чего Мехмед добивается от меня, и что я не намерен подчиниться, поэтому буду наказан, но мне не хотелось, чтобы султанский гнев коснулся кого-то ещё.

  

   - Не хочу, чтобы вы понесли наказание заодно со мной. Поэтому завтра утром, до того, как начнётся заседание совета, уезжайте. Вас не хватятся. Вы султану не нужны. И вам незачем приносить ради меня жертвы. Это ничего не изменит.

  

   Сидя на тюфяке посреди комнаты, я внимательно оглядел всех. Они сидели на коврах вокруг меня и слушали, а теперь большинство слуг опустили глаза:

   - Прости, господин, но мы уедем. Ты был добр к нам, хорошо платил, мы с радостью тебе служили, но у нас жёны, дети. Нам надо заботиться о них, нам нельзя умирать.

   - Уезжайте, - кивнул я. - Я же сам отпускаю вас. Зачем вы оправдываетесь? Это мне надо говорить вам "простите". Я знаю, что в минувшие годы порой вёл себя безрассудно и в своём безрассудстве думал только о себе, подвергая опасности всех вас. Наверное, вам и теперь кажется, что я веду себя неразумно? Но в этот раз всё по-другому, потому что ваш господин о вас не забыл, вы из-за меня не пострадаете.

  

   Ответом мне было молчание, но стало ещё очевиднее, что челядинцы смущены и чувствуют вину.

  

   - А мы не поедем, - сказали двое слуг, которым было больше всего лет. - Мы останемся, господин, ведь никто не знает, как дело обернётся. Если тебя опять посадят в Семибашенный замок, кто-то должен будет о тебе позаботиться.

  

   Я знал, что у одного из этих слуг жена умерла, а дети уже давно выросли. Второй же никогда не был женат, и никто не ждал его.

  

   - Оставайтесь, - кивнул я, а сам ждал ещё одного решения.

  

   Это решение должен был принять Милко, но что бы тот ни решил, я намеревался отослать его. Обидится? Ну и пусть!

  

   - Я тоже останусь, - сказал он.

   - Зачем? - возразил я. - Уезжай. Ты ничем здесь не поможешь.

   - Я хочу с тобой быть, господин.

   - А я приказываю тебе уехать.

   - Нет, - мой возлюбленный мотнул головой и хотел ещё что-то сказать, но я не собирался продолжать этот спор в присутствии слуг: поднялся на ноги, подошёл к Милко, взял его за локоть, заставил встать и потащил в другую комнату.

  

   - Зачем ты упрямишься? - тихо спросил я, закрыв двери, чтобы никто нас не слушал.

  

   Уже давно наступила ночь, и в комнате было темно, ведь почти все светильники оказались отнесены в соседнее помещение, где состоялось собрание. Там, где я теперь находился с Милко, осталась одна лампа и она почти не давала света, но мне вдруг показалось, что в темноте легче разговаривать:

   - Милко, ты должен меня слушаться.

   - Это не упрямство, - послышалось в ответ. - Я люблю тебя, господин, и хочу остаться с тобой.

   - Зачем?

   - Разве нужна ещё причина?

   - Я же сказал, что ты ничем мне не поможешь, если что. Но ты можешь испытать на себе гнев султана. Можешь даже умереть. Ты хочешь, чтобы я винил себя за это?

   - Господин, в этом не будет твоей вины, потому что это моё решение.

   - Нет, будет, потому что я старше и опытнее. И я знаю, что позднее ты пожалеешь, если останешься.

   - Не пожалею, господин. Даже если придётся умереть. Не пожалею, если вместе с тобой.

   - Поверь, на свете очень мало людей, достойных, чтобы за них умереть.

   - Ты - один из них!

   - Нет.

   - Да.

   - Но ты ведь не хочешь умирать, Милко.

   - Ты тоже не хочешь, господин.