Счастье рядом

— Может быть, я повторяюсь, но я возражала и всегда буду возражать против тенденциозных сообщений рецензентов. Уже не первый раз в докладе обозревателя выхватывается одна передача, а о других не говорится ни слова. Это, по меньшей мере, безобразие! Репортаж о реорганизации МТС злободневен, и сейчас совсем не важно, есть ли в нем думы колхозников о перспективах этого мероприятия. Важно, что редакция откликнулась на событие дня, изложила суть вопроса.

Внимание Андрея привлек Хмелев. Он откинулся на спинку стула и, глядя на Розу Ивановну, сказал:

— Вы не подумали о главном. Как все это связано с дальнейшим развитием колхозного строя.

— Но репортаж сделан оперативно, и Ткаченко, которая взялась его написать, нужно не ругать, а хвалить.

— Ее каждый день надо хвалить, — вставил с ухмылкой Мальгин, — она каждый день берётся за какую-нибудь тему!— И шепнул на ухо Кедриной: — Гонорарчик зарабатывает.

Знакомое постукивание карандаша о графин восстановило тишину. Буров пошевелил толстыми губами и попросил продолжать.

— А что продолжать, — нервно отозвалась Роза Ивановна. — У нас всегда пытаются зачеркивать все хорошие начинания.

Сделав обиженное лицо, она села за стол и, ни на кого не глядя, начала вращать на зеленом сукне неотточенный карандаш.

Наступила неловкая пауза. Буров обвел тяжелым взглядом присутствовавших и заговорил сам. По его мнению, в докладе Плотникова передачи были охарактеризованы в основном правильно. Не мог он только согласиться с оценкой репортажа из колхоза. Мероприятия о реорганизации МТС в нем излагались достаточно полно, и в этом была безусловная заслуга сельскохозяйственной редакции. «У нас здесь не театр, чтобы разыгрывать представление в лицах, — сказал он, — тем более речь идет о серьезной теме».

Взгляд Андрея снова остановился на Ткаченко. Ее лицо опять покрылось красными пятнами. «Сейчас попросит слово...» И вот она уже стояла, смотрела на Бурова через стекло очков неестественно круглыми и большими глазами. Голос звучал подчеркнуто спокойно, бесстрастно.

— Я не буду говорить о злополучном репортаже: о нем уже сказано достаточно. Мне хотелось только подчеркнуть элемент оперативности в работе Розы Ивановны, чего никак нельзя сказать о наших «Последних известиях». Закончился Пленум ЦК. Решены вопросы развития химической промышленности. А что же делают известия? Вместо того, чтобы связаться с химическими предприятиями и широко освещать их работу, в выпусках даны всего две-три информации, полученные из совнархоза. Она перевела взгляд на Плотникова и продолжала:

— Поймите меня правильно, Иван Васильевич, и согласитесь, что три информации — это слишком мало. Ткаченко говорила долго и так умело подбирала примеры, невыгодно характеризовавшие редакцию «Последних известий», что не будь Андрей в курсе дела, он бы вполне поверил в ее правоту. И для чего понадобилось этой маленькой женщине искажать факты, откуда в ней столько злости и пренебрежения к товарищам? Не могло быть,, что бы она не хотела работать лучше. Почему же тогда такая реакция на дельные замечания Плотникова? И уже совсем непонятным для Андрея было поведение Фролова, Он тоже впервые присутствовал на летучке, да и в городе находился первый день, а убежденно соглашался с замечаниями Ткаченко и горячо поддерживал Бурова: «Совершенно правильно сказал Тихон Александрович — репортаж следовало дать: своевременность его не вызывает никаких сомнений».

Только голос Хмелева прозвучал правдиво и убедительно: «Мы собираемся сюда не счеты сводить, не взаимные обиды высказывать, а для того, чтобы критически посмотреть на свою работу. Слишком мизерны и ничтожны наши обиды в сравнении с задачами, которые решает страна».

Страна действительно решала сложные задачи. где-то совсем рядом угадывался рубеж, от которого начнется крутой подъем всей жизни. В борьбе стирались мелкие человеческие страсти, но они еще владели людьми, их чувствами и мыслями, мешали жить.

«Борьба за хорошего человека — тоже задача дня. Ее решать нам, — думал Андрей, — в том числе и нам»...

А голос Бурова скрежетал:

— Для того мы сюда и поставлены, чтобы, так сказать, идти в ногу с жизнью, оперативно откликаться на все мероприятия партии и правительства.

Возразить ему было трудно, но где его горячая страстность, почему он даже не обмолвился о том, как нужно откликаться, и почему не повторил слов, сказанных Хмелевым?

После летучки Андрей пошел устраивать личные дела. Прежде всего ему хотелось побриться. Оставив в редакции чемодан и пальто, он вышел на лестничную площадку. Здесь он увидел Жизнёву. Она осторожно спускалась по ступеням, разглядывая сложенную вдвое газету.

— Не оступитесь, — обгоняя ее, сказал Андрей.

Татьяна Васильевна подняла глаза и улыбнулась.

— Не оступлюсь. Пошли смотреть квартиру?

— Квартиры пока нет.

После работы Хмелев поведет его к какому-то кузнецу, у которого есть лишняя комната.

— Куда же вы спешите?

— Снять эту щетину, — Андрей провел ладонью по щекам.