Счастье рядом

Ночь очень душная, и повсюду стрекочут цикады. Я задумываюсь, прислушивается ли сейчас Оскар к этим звукам. Наверное, нет. Я уставилась на серую обивку крыши, и возникло странное ощущение, ведь не так давно мы вместе лежали на этой крыше. Оскар на мне.

Я сажусь и смотрю в окно, но едва ли могу что-то разглядеть. Готова поспорить, он сейчас крепко спит в своей дурацкой палатке, пока я еще сильнее погружаюсь в мысли. Неважно, что он говорит, шрам вызовет у него отвращение! Он мерзкий, и я не буду упрекать Оскара за это. А что он еще должен сказать? «Тесса, у тебя не очень привлекательное тело, можешь не снимать футболку?» Он никогда так не скажет. Он слишком хорошо воспитан. И не хочет причинить мне боль, поэтому не признает, что мое тело вызывает у него отвращение. И он не должен делать этого, потому что каждый, кто увидел бы шрам, счел бы его уродливым. Ему даже не нужно произносить это вслух. Я и так это знаю.

Воздух в машине очень спертый, и я больше не могу тут находиться. Кроме того, я ничуть не устала. Я нервничаю и переживаю уже несколько часов. Как будто боюсь, что утром мы с Оскаром расстанемся, хотя и не были вместе по-настоящему. Я встаю на колени, поправляю сорочку, ищу топ и пижамные штаны в рюкзаке. Быстренько надеваю их, кладу телефон и наушники в сумку и через открытое окно заползаю на крышу. Я делаю глубокий вдох, насколько это позволяют мои легкие, и сажусь на одеяло. Это единственное, что осталось тут с вечера. Я подыскиваю в телефоне подходящую для этого момента песню. На такой случай она одна-единственная.

В наушниках не слышно сверчков, только чувствуется собственное дыхание и пульс. Я прислушиваюсь к биению сердца, пока не начинают играть гитары в песне «The funeral», и тогда ложусь и закрываю глаза. Когда я в последний раз слушала эту песню, то тоже сидела на крыше, только возле окна моей комнаты. В тот раз я тоже много размышляла. Хотя это неудивительно. Когда я этого не делала? Я вспоминаю жару. И о том, как разбежалась и прыгнула. Я вспоминаю, как кожей ощущала холодную воду. И об Оскаре. О его взгляде и о том, как он смотрел на меня, когда заметил шрам. А потом думаю о том, как мы вместе сидели на крыше, когда я ему все рассказала. Мне казалось, та ночь была бесконечной. Но она такой не была.

Я концентрируюсь на песне и слышу только одно предложение: «Я буду готов к смерти». А я? Готова? Такое возможно? Я вижу свои похороны. Я в урне, которую себе выбрала. Думаю, это был правильный выбор. Достаточно однотонная, может быть, немного скучная, зато вечная. Да, она мне подходит. Рядом с урной стоят родители. Они плачут. Ларисса тоже плачет. Во втором ряду я нахожу тетю вместе с мужем. У нее их было три, а у меня не будет ни одного. И рядом с ними я вижу Оскара. Он выглядит так печально, что я едва ли могу дышать. Его кожа непривычно бледная, а на его глазах блестят слезы. При виде его я чувствую, как и под моими веками скапливаются слезы и стекают по вискам. Я хочу обнять его, но не могу, ведь меня больше нет. Внезапно выражение лица Оскара меняется. Вместо костюма на нем появляется темно-синяя футболка, а на лице улыбка, которая заставляет меня сделать резкий вдох. И я смотрю, чему он улыбается. А точнее, кому. Это молодая женщина, которая стоит перед ним, и ее глаза светятся любовью. Его глаза тоже сверкают. Я открываю свои глаза, как будто таким образом могу стереть эту картину из головы, но она прилипла ко мне, как жвачка к подошве. Я знаю, что это рано или поздно произойдет, но осознание того, что после меня у него будет другая, сводит меня с ума.

Конечно, я хочу, чтобы он жил и был счастлив. Я желаю ему, чтобы его жизнь сложилась так, как он захочет. Но мысли о том, что на моем месте окажется другая, хотя я с удовольствием бы осталась, отпечатываются на моем лице. Оскар будет жить, а я умру. Он познакомится с другой и влюбится в нее. И это хорошо. Но очень больно. Она будет прижиматься к его плечам и вдыхать его приятный запах. Они будут целоваться и заниматься любовью, а меня больше не будет здесь. Я надеюсь на это, потому что не смогу вынести, если увижу его с кем-то. В моей голове он и эта дрянь в юбке, обнявшись, лежат на кровати. Ее кожа безупречна. Ни родинок, ни шрамов. Ничего. Только гладкая мягкая кожа. И взгляд, которым он смотрит на нее, ранит меня. Это мой взгляд!