Счастье со второй попытки

Прищурив глаза, Беатрис внимательно взглянула на него.

– Посол уже знает, что ты здесь, и твое отсутствие он воспримет как личное оскорбление.

– Ты сам говоришь как дипломат.

– Мог бы и помягче, Беа.

Она подавила улыбку.

– А ты можешь сказать, что у меня болит голова или что‑нибудь в этом роде? – Потерев виски ладонями, Беатрис тяжело вздохнула. – Ну хорошо, скажи мне самое худшее.

Лицо Данте напряглось.

– Ты можешь не ходить, если неважно себя чувствуешь. Ведь у тебя действительно сегодня был длинный и трудный день, а тебе нельзя переутомляться. Это может сказаться на ребенке.

– Я нормально себя чувствую, – заверила Беатрис, и тон ее стал деловым. – Так кто же еще приглашен на обед?

Когда Данте перечислил гостей, она округлила глаза.

– Вот это да… Все эти ребята жутко высокомерные…

– Я уверен, ты прекрасно справишься, – прервал ее Данте. – Просто будь самой собой.

Открыв рот, Беатрис сразу же закрыла его, вспомнив о том, что она говорит с любимым мужчиной, а не с работником протокольной службы. Ведь они оба всегда шутили и ценили чувство юмора.

– О, после бутылки шампанского со мной будет все в порядке, – весело сказала Беатрис, но, увидев ужас на лице Данте, добавила: – Шучу… Разве ты не помнишь?

Ей надо было воздерживаться от алкоголя девять месяцев, и для нее это не было проблемой. Обычно она просто держала в руках бокал вина, чтобы не выделяться среди присутствующих и соблюдать приличия.

– Я помню все, Беатрис.

В воздухе повисло молчание, и что‑то изменилось в атмосфере. Сердце Беатрис бешено забилось, когда Данте придвинулся к ней.

Когда он заговорил, она ничего не слышала. Она лишь смотрела на его губы и ощущала запах его кожи.

– Давай пропустим обед и сразу ляжем в постель!

Беатрис чуть не задохнулась.

– Ты серьезно?

Выгнув бровь, он порочно усмехнулся.

– Почему бы и нет?..

Веселый смех раздался вслед за ней, когда она быстро выскочила из лимузина.

Беатрис вошла в двери, по обе стороны которых стояли служители в церемониальных ливреях. Они смотрели прямо перед собой, их лица оставались бесстрастны. Но оружие в кобуре, проступавшей под одеждой, было совсем не церемониальным.

Когда Беатрис вошла в гулкий холл, с его сверкающими люстрами, свисавшими с резного потолка, она глубоко вздохнула, пытаясь подавить наплыв эмоций.

На секунду ее охватила такая паника, что она утратила чувство реальности. Беатрис не могла понять, стоит ли она на ногах, сидит или лежит, и ей понадобились огромные усилия, чтобы взять себя в руки.

Прерывисто выдохнув, она повернулась к Данте, изобразив на лице подобие улыбки.

Он стоял в двух шагах от нее, засунув руки в карманы своих дорогих стильных брюк. Над ним висел портрет его предка – одного из королей Сан‑Мачизо, – эту картину Беатрис видела много раз, но только сейчас она заметила потрясающее сходство между двумя мужчинами.

В других залах, редко посещаемых, висели более скромные портреты его жен. Их было несколько.

Легенда гласила, что его первая жена, не выделявшаяся особой красотой, была его самой большой любовью. К несчастью, она умерла при родах. Король не смирился с потерей любимой, и, сколько бы раз он ни вступал в новый брак, его сердце оставалось холодным – в нем до последнего дня жила любовь к первой супруге. Легенды редко бывают правдивыми. И все же это была красивая романтическая история, и Беатрис хотелось верить в то, что так оно и было на самом деле.

Ей даже показалось на миг, что статная дама, изображенная на портрете, с чеканными чертами надменного лица, сейчас выйдет из рамы и спустится к ним, но ощущение это тотчас же исчезло.

Мужчина, стоявший рядом с ней, имел такой же чеканный профиль и такое же надменное выражение лица. Но имел ли предок Данте такую же земную чувственность, как он? Если и имел, то художник не сумел ее отобразить, хотя эти губы говорили о многом.

Выпрямив плечи, Беатрис еще раз взглянула на портрет. Она почувствовала симпатию к давно ушедшим женам этого человека. Может быть, они, так же, как и она, отказались от попыток понять, почему их влечение к нему лишено всякой логики и здравого смысла. И так же, как и она, просто приняли это, но старались не поддаваться этому любой ценой.

Данте смотрел, как она пытается совладать с собой. Она выглядела так, словно получила незаслуженную пощечину и не может прийти в себя после удара.

Данте знал, что будет испытывать чувство вины. Он предвидел это. Но не думал, что, увидев ее здесь, в этом окружении, еще острее почувствует боль, с которой жил после ее отъезда. Эту боль Данте отказывался признавать, потому что она свидетельствовала о его слабости.

С рождения в нем воспитывали чувство уверенности в себе. Когда ему было шесть лет, его отправили в школу‑интернат. Это было закрытое учебное заведение, целью которого было разлучить родных братьев и развить у них сильный и независимый характер.