Когда она все это сказала, за столом возникла гробовая тишина, которую нарушил лишь король, заявивший о том, что королевская семья не должна брать приемных детей. Затем он пустился в пространные объяснения насчет чистоты королевской крови, и, когда Беатрис уже стала закипать, король поднялся и ушел, не дав ей высказаться.
А Данте не встал на ее защиту. И это был ее первый урок дворцового протокола, гласивший о том, что королю перечить нельзя. Впрочем, сам Данте пренебрегал этим правилом и всегда одерживал победу, не повышая голоса, даже когда отец орал, но в окружении посторонних он вел себя совсем иначе.
Когда они вернулись в свои апартаменты, Данте обнял ее. Беатрис сначала обрадовалась, но потом поняла, что это объятие было сдерживающим. Данте не был счастлив с ней.
Он осуждал ее за то, что она забыла о сдержанности и вступила в спор без веского повода.
А сейчас повод был.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Данте, внимательно вглядевшись в ее лицо.
– Немного кружится голова.
– Это плохо, – сказал Данте, придвинув ей одно из кресел.
– Нет, не надо, – возразила Беатрис, противясь попытке усадить ее. – Ведь я помну платье. Со мной все в порядке, правда. Пожалуйста, не смотри на меня так, будто я неразорвавшаяся бомба. И с ребенком все в порядке, не волнуйся.
– С тобой не все в порядке. Ты исчезла, а потом вернулась. Двери за тобой захлопнулись, и ты не знаешь, что теперь тебе делать, черт возьми. – Он улыбнулся, увидев изумление на ее лице. – Ты думаешь, я никогда не испытывал отчаяния?
– Ты?
Губы Данте скривила горькая улыбка.
– Мне иногда кажется, что я попал в каменный мешок и стены надвигаются на меня. – Данте запрокинул голову и уставился на расписной потолок.
– И как ты защищаешься от этого? – спросила Беатрис, завороженная его признанием. Неужели Данте задумывался о бегстве?
– Я спасаюсь в твоих объятиях и внутри тебя, милая.
– Данте? – Беатрис содрогнулось от желания, когда взгляды их встретились.
Он провел пальцем по ее щеке.
– Тогда я говорю себе, что нахожусь здесь, чтобы изменить все к лучшему, прошибать стены, влиять на умы. Но поскольку никто не догадывается о том, что я не знаю, что делаю, я могу стать человеком, которого не будет стыдиться мой сын.
Несколько мгновений Беатрис не могла вымолвить ни слова.
– Ты знаешь, что делаешь, – возмущенно возразила она.
– Ты так считаешь? – И усмешка блеснула в его глазах. – Честно говоря, это не имеет значения, пока люди тоже так думают.
Беатрис нетерпеливо шагнула к нему, но чуть не споткнулась. Он поддержал ее за локоть, и сердце его забилось от выброса адреналина.
– Осторожно! – Голос его стал грозным. Он боялся за нее.
Возможно, это был хороший совет.
– Эти каблуки слишком высокие, если учесть, что… – Улыбка застыла на ее лице, когда глаза его сузились.
– Что?
– Неужели не понятно? – спросил он, явно не замечая возмущения в ее голосе.
– Пожалуйста, не надо закутывать меня в пуховое покрывало, Данте. Я женщина, а не инкубатор, и я беременна, а не больна. – Высказав это замечание, Беатрис решила, что разговор на эту тему окончен, поэтому непринужденно спросила: – Скажи, кто сегодня приглашен на ужин?
Когда Данте перечислил ей гостей, Беатрис немного успокоилась.
– О, похоже, сегодня будет весело. – Но ее насмешливая улыбка мгновенно исчезла, когда, взглянув на него, она поняла, что между ними возникла зияющая пропасть, пока они шли. Неужели она никогда не сможет перекинуть мост через эту пропасть, и без помощи ребенка?
Ведь если бы не забеременела, она бы не приехала сюда.
Беатрис поправила прическу и постаралась отогнать от себя эти вопросы и сомнения.
– Что я делаю здесь?
– Это риторический вопрос?
Она покачала головой.
– Прости, это просто приступ паники, но не беспокойся. Я буду вести себя подобающим образом.
– Не надо.
Ее голубые глаза широко открылись.
– Почему?
– Я хочу, чтобы ты была просто самой собой. Дерзкой, несдержанной в словах, но прямой и честной. Я устал… от людей…
– Лелеешь свое эго?
Данте иронично усмехнулся.
– Мне иногда хочется заявить, что мир существует лишь для того, чтобы все восхищались моим потрясающим интеллектом.
Беатрис рассмеялась.
– Я бы дорого заплатила за то, чтобы увидеть это.
– Очень скоро ты изменишь свое мнение.
– Ну да, конечно! – воскликнула она, когда они вошли в «настоящий дворец», как про себя назвала эту часть Беатрис.
На полу лежал красный ковер с золотой каймой, и такой пушистый, что ее каблуки наполовину ушли в ворс. Хрустальные люстры освещали невероятно длинный коридор, который, казалось, уходил в бесконечность. На стенах висели портреты предков Данте: королей, их жен, детей и собак, и даже висел портрет леопарда в бриллиантовом ошейнике, который выглядел так же надменно, как его хозяйка.
Все это должно было поразить и устрашить простого смертного, заглянувшего в святая святых августейшего семейства.
Данте и Беатрис последними присоединились к гостям в парадной гостиной, наполненной сверканием бриллиантовых диадем, золотых орденов, медалей. При появлении их высочеств в зале воцарилась торжественная тишина.