Проходит по ощущениям минут двадцать, мозг по-прежнему зациклен на том, что сейчас, находясь с ней рядом, я испытываю страх в какой-то день потерять её из-за своих же ошибок. Мысль гложет, душит, заставляет взлетать сердце. Но, как сказал Тайлер, сейчас нужно маскироваться, чтобы нас не видели вдвоем и не попытались выследить. Тайлер согласился быть в роли телохранителя и для Миланы, поэтому переживания на несколько уровней следует спустить, но я не знаю, на что способна её мать и родители Беллы. Сегодня состоится встреча моих адвокатов с Брендоном, которые будут обсуждать тот самый контракт. «Сам ни ногой к нему».
Город постепенно пробуждается. Медленные медово-золотистые лучи солнца, словно маленькие дети, резвясь, поднимаются ввысь и легонько соприкасаются горизонта. Мадрид вновь преобразовывается в сказочную страну, озаряя своими красками окружающую действительность. Грациозные сооружения возвышаются над горизонтом, экспонируя великие статуи. Постепенно открываются местные кофейни, заманивая запахами свежевыпеченных круассанов с шоколадом и нотками вымолотого кофе.
Чтобы подарить своему спящему ангелу настрой на день, я обязан попытаться что-нибудь для нее приготовить. В квартире, снимаемой до этого Тайлером, который вчера оказал мне помощь предоставить ее нам с Миланой, должны быть какие-то продукты.
Заварив две чашечки зеленого чая, (я ещё не владею искусством готовки ее любимого ванильного капучино) пожарив с двух раз (первая сгорела) яичницу с корочкой и тертым сыром сверху, – бог весть сколько я этого не делал в ограниченном времени из-за работы, я только и знал, что заказывал обеды и завтраки в кафе или насыщался тем, что готовила для меня Белла, – без которого Милана не может существовать (ещё с детства у нее любовь к этому молочному продукту), я укладываю с трудом сделанную яичницу на тарелку и ставлю её на деревянный поднос. Надо бы вырезать кусочек хлеба в виде сердца, может, это у меня получится? Пытаюсь сделать форму ножом, но вместо сердца получается рваный лепесток цветения.
Чувствую, как ко мне подкрадываются на цыпочках.
– Любимый, – сонным голосом произносит Милана, обнимая меня со спины, – доброе утро. Осваиваем навыки кулинарного искусства?!
Я замираю от нежности прикосновений, которыми она меня наделяет. Ее мягкие и теплые губы проводят по моей спине. Как долго я бредил мечтами, чтобы снова ощутить на себе моё любимое тело, к которому когда-то я докоснулся первым, и с того дня оно стало ценным, как сокровище, и горячо любимым.
– Доброе утро, любимая, – говорю я чуть слышно, одновременно застывая на месте от чувствительных касаний. Она увеличивает силу объятий. – Я хотел принести тебе завтрак в постель, но ты уже успела проснуться, – хрипло выдаю я, перебирая мысли, теснившиеся в голове о наших днях с Миланой, проведенных в Сиэтле.
Она шуточно восклицает:
– Мы это исправим! Сию минуту я окажусь там и притворюсь, что сплю.
Я разворачиваюсь к ней, оценивающе пробегая по ее телу, накрытому красной простыней. Она пленяет, включает особенный огонь. Я зависаю на ней.
– Джексон! – хохочет она, крепче держа ткань, мешающая созерцать ее кожные кремовые покровы, – может, хватит так смотреть! Ты всегда меня смущаешь!
– Я буду смотреть столько раз, чтобы ты перестала смущаться! – заигрываю я, обводя взглядом ее растрепанные волосы, делающие ее привлекательной и манящей. А эти большие зеленые глаза, не дающие мне покоя…
– Всё! Я бегу обратно, сделаем вид, что я не просыпалась, – уходит от щекотливой темы, волоча за собой красный шлейф, точно царского шикарного платья.
Усмехнувшись над своим маленьким созданием, уложив парочку салфеток на поднос, я возвращаюсь в спальню, исполненную ночным дыханием любви. Ей неведомо, какие чувства она пробуждает во мне. Губы неудержимо влекут к теплоте ее тела, как к ласковому солнышку. И эта ночь была одной из особенных, наполненных такой нежностью, на которую я и не смог предположить, что способен. Моя душа очерствела за годы, которые я был в разлуке с ней, но, встретив ее глаза, в тот великий день, день, который стал моим вторым рождением, я постепенно растворяю всю хмурость и гнев, вынашивающие мной.
Малышка ложится в том же положении, когда я уходил на кухню, и, закрыв глаза, она в полуулыбке ожидает меня.
– Кто же у нас такой сладкий тут лежит? – смеюсь по-доброму я. – И притворяется, что спит! – Я делаю еще один шаг к кровати, усаживаюсь и ставлю сооружение с едой на постель.
Она открывает глаза и с легким проблеском негодования вставляет:
– Ты говоришь так, словно я маленькая!
– Для меня ты всегда будешь маленькой! – касаюсь кончика ее любопытного носа.
Она закатывает глаза (ее типичная реакция, проявляемая тогда, когда что-то не нравится этому созданию):
– Если я родилась на десять секунд позже тебя, это еще не означает, что я маленькая!
Шутка выскальзывает из моего языка:
– Звезды не хотели тебя отпускать, считали, что ты еще не готова к земной жизни.
Она делает чуть нахмуренные брови:
– Быть может, это тебя они рано отпускали в жизненное плавание! Не подготовили нужным образом!