Счастье в мгновении. Часть 3

— Надо же было вас как-то взбодрить, все-таки день рождения, а вы оба потупили головы.

Взбодрил. Очень. Что я теперь скажу Джексону, придя домой в таком виде?

— Чувак, но так дела не делаются, — Мейсон включает этот заступнический тон, которым спас «Мэрилин Монро». — Девушка могла не уметь плавать, и благо я был рядом.

— Герой! — издевается Итан. — Здесь не больше шести метров глубина. Не утонула бы.

Итан устраивает спор с Мейсоном, не затыкающего свой болтливый язычок, доказывающий правоту, а я, внутренне придя в бешенство от того, что выгляжу, как вымытый кот, чья шерсть разглажена водой, поднимаюсь по ступенькам на поверхность. Подбегающие девушки во главе с Джуаной, состояние которой мне совсем не внушает доверия, (она и так болтливая сплетница, так ещё и в состоянии сильного опьянения) вставшие полумесяцем возле бассейна, склоняют случившееся в шутку. Яркое пёстрое платье Джуаны уже измазано соусом от еды в форме большого пятна у бедра, а тушь под глазами слежалась и внесла чёрные отметины под глазами. «Милана, иди домой к болеющему Джексону», — бушует сознание, уговаривающее меня уйти. Вынудив сказать о том, что я уезжаю, Мейсон с Джуаной принимаются уговаривать меня остаться, ибо я пропущу чаепитие. Настаивая на своём, я задом, с принужденной улыбкой благодарности, отхожу, что вызывает негодование у Джуаны, тут же обижающейся на меня и уходящей с подругами в дом, а Мейсон, захватив свой коричневый пакет с туфелькой, отдав рукопожатия мужской половине вечера, уворачивается за мной.

Мы безмолвно подходим к моей машине. И я же первой решаю его нарушить.

— Необязательно провожать меня…. Ты бы мог остаться и побыть в обществе друзей Джуаны…

Он с неприкаянным видом, без движений на лице, открывает мне дверцу сиденья рядом с водителем.

— Зачем ты?.. — Смотрю в его подозрительные глаза.

— Я буду рулевым. — В его взоре висит думающий процесс. — Я не пил что-то с градусом, если ты об этом.

— Я и сама могу, — со смущением отвечаю и стелю на первые два места покрывала, дабы их не промочить.

— Усаживайся, — уверяет он, что вводит меня в заблуждение и образует небольшой страх.

Уже темнеет. А я поеду в такой не светлый час в машине с юношей, который мне малознаком. К тому же слова Марка о нём меня заботят.

Сторожив опасливо каждое изменение на его лице, я проникаю внутрь салона, но мое сердце не на месте.

— Ты напряглась, — пристегивается он. — Ты боишься или?..

— Нет, — фальшиво говорю я, улыбаясь, — просто… я…

Усмехнувшись, ляпает, придавая голосу искренность:

— Не волнуйся, ты меня не интересуешь. Я ослеплён только одной. И которая никак не желает, чтобы я её нашёл. — Откровенность в словах и трогает, и пугает меня. И ослеплен он лишь только одной. И этой одной являюсь я.

Поудобнее сев, откидываю со смехом на его выражение голову назад.

— Почему ты сейчас со мной, а не там? Почему провожаешь меня? И зачем заступился перед Итаном? — с вновь появившимся беспокойством спрашиваю я, наблюдая в окне, как из-за туч не видно луны и между нами не проникает света. Мои страхи небеспричинные. Подвергнувшись однажды насилию, не отпускающим мою память, я проявляю осторожность во всём.

— Та девушка, — спустя несколько минут отвечает он, — произвела на меня неизгладимое впечатление. Меня так распалило после того, когда я защитил её от нахала, наступившего на её небесную одежду, что я, снова вступив в спор, понял, какое приятное чувство создаётся во мне, когда я становлюсь на стражу, блюдя покой тех, кто в нём нуждается. С тобой, — тело покрывает словно иголками, когда начинаются такие слова с остановками, — я чувствую себя, как будто бы рядом с ней.

«Когда мы уже приедем». Он вновь принимается за своё.

— Есть в ней то, чего нет ни в ком, — притягательность простоты.

Если я сейчас признаюсь, то останусь ли я живой в руках боксёра?

Черт. Он влюбился. Беспощадно.

— Мейсон, я же ничего не сделала, чтобы ты…

— Ты выслушиваешь меня, как этого ещё никто не делал!.. — Грусть разрывает его.

Я сглатываю, даже не пытаясь глазами посмотреть на него, не поворачиваясь ни на миллиметр.

Нет. Так невозможно. Я скажу ему сейчас же. Он страдает из-за меня.

— Мейсон, — голос дрожит, — я хочу признаться. Знаю, ты обозлишься, но дальше так продолжаться не может.

— И что же такое важное ты хотела мне сказать?

Громкая музыка от звонка его телефона прерывает нашу напряжённую беседу.

— Секунду. Это друг.

Я киваю, про себя испуская громкий крик.

— Да. Что? — с громкостью выплескивает он. — Что? — с торжественной радостью ещё сильнее выкрикивает. — Антонио, мой спаситель!.. Как я тебе благодарен! Так завтра это станет массовым? — Сердце болезненно сжимается. — Я вышел на правильную дорогу! Битва не проиграна!..

Оглядываю его счастье, пылающее в глазах, и меня посещают плохие предчувствия.

— Ты не поверишь, Милана! Ты не поверишь! — орёт он, счастливо раздувая улыбку.

Я молчу, пристально глядя на него. Он продолжает: