Находясь под воспоминаниями того страшного и мучительного дня, извергая их из себя терзающим пламенем, судорожные пульсации берут в оковы пальцы моих рук, а тело превращается в термометр, то повышающий, то резко снижающий температуру. Меня бросает в жар и в следующую же секунду трусит от холода, и снова жар, холод, жар, холод. Острое ощущение боли доходит до такой крайней степени, и я проваливаюсь в яму, как Алиса, попавшая в страну чудес, едва закрыв глаза и некрепко заснув. И кто-то вспять натирает покрытую корочкой рану, становившуюся сочной, кровавой, разрубленной.
Узнал ли Джексон моего отца? Понимает ли причину моего зависания? Я взираю вправо. Джексон с ужасом глядит в мою сторону, храбро скрывая свое волнение. Узнал. Выходит, и я не ошиблась. Это он. Это мой отец. Глазами Джексон передает мне, что пора начинать, но я не могу собраться, не могу, не могу. Я смотрю на него, а потом снова на несчастную старую мордашку, выглядывающую вперед. Что за изуродованная наружность, покрытая им, как самовластная пыль, устилающая мебель в нежилом месте и грудившаяся столетиями? В какой катаклизм попало его сердце, что так отразилось на поверхности его тела?
Нарастают противоречивые чувства. Что-то подталкивает меня к тому, чтобы приблизиться к нему, но и отталкивает… С силой бы убежать и скрыться в укромном местечке, не подавая голоса жизни, дабы навсегда вытащить из сердца человека, предавшего меня!
Услышав шептания Джексона: «Мы не можем больше отмалчиваться, на нас все смотрят, мы столько проделали работы, мы не можем не показать дефиле с элементами хореографии», я чуть-чуть прозреваю и сразу же прихожу к рассуждению: «Как он вычислил меня и Джексона? Как он попал сюда? Не собрался ли он испортить нам выступление?» Я делаю незаметный кивок Джексону, и он восторженно начинает, медленно-медленно вытягивая меня из отрешенного состояния:
— Приветствуем вас, дорогая публика!
Моя очередь, но мой язык отнялся.
— Обладаете ли вы таким настроением, что готовы насытиться нежным упоением? — Он произносит мою строчку уже взволнованным голосом и всячески скрывает напряжение от моего состояния.
Раздаются возгласы согласия.
Устранив взгляд от отца, сознавая, что мы с Джексоном столько работали над этим проектом, что нельзя сейчас вот так опустить руки из-за эмоционального потрясения, наконец говорю несобственным голосом, всматриваясь вдаль, в поток света, прямо направленный на нас:
— Мы для вас подготовили такое представление, поэтому, дорогие гости, приготовьтесь к изумлению!
Джексон, выдохнув, что я оживилась, подхватывает с большей чувственностью:
— Другая эпоха пред вами предстанет и на светский бал и маскарад отправит!
Направив думы только на то, чтобы воплотить затеянное, уже оживленно подхватываю ритм, заданный Джексоном:
— Встречайте же наших джентльменов и моделей-принцесс и отдайтесь душою и верою в исполнение чудес!
Под музыкальное исполнение П.И.Чайковского «Вальс цветов»27
модели выходят парами, очаровывая пристально глазеющих. Приглушается свет. Оханье и аханье публики возносится в зале и покрывает душу сахарной пеленой. Родители улыбаются детям со сцены и с гордостью смотрят, как они выплывают, как лебеди, по глади озера, созерцая синюю глубину небосвода. «Волнение не отпускает меня за этих деток, но мы столько репетировали, у них должно всё получиться».На вытянутую руку кавалера положена девичья маленькая ладошка. Расточая нежность, распыляя её в воздухе, облекая на каждую сухую душу сладость чувств, так искусно показываемых милейшими существами и, приближаясь к концу сцены, благородный малый садится на колено, юная дама, держась за его руку, проделывает под звучащую композицию вокруг него оборот. «Справились, мои крошки. Но еще второй выход, где танцуем и мы с Джексоном».
Группа помощников помогают сменить образы моделями. Джексон подаёт следующие реплики, описывая структуру одеяний, которые демонстрировали дети, указывая о совмещениях старинного и современного стилей, и дает краткую справку о проводимых ранее выпускных балах по всему миру.
Нагревшись эмоциональным котлом до предела, я с дрожью в голосе выражаюсь:
— Настал выход пар вальсирующих, сотканных из небесных звёзд пульсирующих!
Источается романтическая мелодия «Ghost Waltz» Abel Korzeniowski, возрастающая по эмоциональному накалу и неистово трогающая сердца.
Сначала выходят кавалеры, становясь вдоль правой части сцены и затем ослепительные Бутоны Маргариток, овеянные золотистой пылью, располагаясь по другую часть дорожки. Мерцающие женские фигуры синхронно делают шаг вперёд и порханием бабочки кладут левые ручки на плечи партнёров, а правые укладывают в их ладони и, с несущимся звучанием быстрых звуков, танцуют, точно янтарные опавшие листья, подхваченные первым осенним ветром. Слышится топот маленьких ножек, пристукивающих каблучками. Вихрь будто живых огней поднимается на сцене, приковывая взглядом зрителей. Кто-то неудержимо издает словесные восхищения.