Счастье в мгновении. Часть 3

Обсуждение продолжается, но я, ошеломленный суровой реальностью, отхожу от него на сотню миль, попадая в глубину мыслей, началом и концом которых является она, и сижу взираю в окно. Эти постоянные внутренние монологи, от которых не исцелиться. Довольно одного воспоминания всплыть, как рана тут же раскрывается. Скучает ли по мне? Думает ли обо мне? Да, я не должен задаваться этими вопросами, но, а как иначе? Что-то все равно увлекает в мир несбывшихся фантазий. Она осталась бесчувственной к моей просьбе: не бросать меня. А я прилагал усилия, чтобы защитить её от опасности, подстерегающей нас на пути. Совсем недавно мы были вместе, совсем недавно гуляли с ней по городу, жили в апартаментах, где, казалось, нашей любви было самое место, а теперь… вместе я лишь с её измученным отцом, который отказывается который день от нормальной еды, ужиная одним сухарем с водой. Картины прошлой жизни возникают перед глазами. Мысль, что мы жили вдвоем, уже кажется непостижимой, точно и не было этого.

И на неё я сержусь и сам на себя, чувствуя глупцом, что позволил не раз наговорить ей дерзостей. У меня нет полноценных прав на неё. Но, черт побери, у испанца тоже их нет, но у него оказалось больше шансов на победу. «А если бы я был в таком же положении, что и Даниэль, кого бы она выбрала из нас?»

— Какое к этому отношение у нашего достопочтенного сэра? Вы с нами, блюститель справедливости? — с ухмылкой разносит Алекс, что возвращает меня в настоящее время. — Джексон, ты отдаешь гол в пользу того, чтобы отчислять обучающихся, не посещающих занятия аудиторно? И денег они обратно не возымеют! Твой же голос решающий, ну так решай. Я лично молчания не понимаю.

О чем шла речь?

— Не осложняй, — под нос бурчит Боб Алексу. Но тот внешне остается невозмутимым.

Я взглядываю на него с серьезностью, недовольно хмурясь, что он выставляет меня перед другими на посмешище, заставляя их увидеть во мне проявление неуважения, что не уследил за тем, что обговаривалось всеми.

Он всегда найдёт повод подковырнуть человека.

— Что вылупился, Джексон? Ищешь подмоги? — низкий гортанный смех излетает из него с видимым ощущением его превосходства. — Ты в последнее время где-то летаешь. Брякнул, донес распоряжение и ушел в свой мир! Ты вечно пропадаешь, пока мы все, извиняюсь за выражение, пашем, как лошади.

Слова сверлят мозг, высасывая последние остатки сил. Чертов поэт-песенник. Что он себе позволяет?

Разозлившись за превосходящую в нем нескромность высказываемых реплик, громовым голосом произношу, выбрасывая осуждающий пламенный взгляд:

— Боже правый! И не подумаю ничего объяснять тебе, оправдываться! — Жестом приказывая ему замолчать, добавляю: — Я тебе не Джексон, а мистер Моррис, во-первых! Во-вторых, веди себя подобающе. Мы собрались не для просмотра футбола, голы будешь забивать на стадионах.

— А жаль… — насмехается он, глядя на Боба, округлившего глаза.

Чувствую запашок от выражений его собственного превосходства.

— Ещё слово и ты вылетишь отсюда! — восклицаю я, вконец потеряв терпение, все еще не отпуская из памяти то, что связывало эту персону с моей Миланой. — Лучше придержи язык.

Николас издает почти неслышные откашливания с призывом окончить переброску слов.

— Стало страшно, ах… Смотри за собой. Не порть нам всем настроение, как ты это любишь делать. Восседаешь вольготно в своем кресле с высокомерным видом, ставишь свое мнение как самое центральное, зато брешешь, что все мнения, мол, рассматриваются. Я писал вместе с Карой столько статей со стихотворной прозой, что, убей меня гром, но ты каждую презирал, в каждой искал погрешности, придирался к слову, к точке, к запятой… к моему таланту, которого у тебя, между прочем, нет!.. — Стремится выставить себя справедливым? Его неотъемлемая личностная особенность — беспардонная наглость, которая тщетно стремится осадить меня.

— И Слава Богу, — непроизвольно срывается с меня; эмоционально я на грани.

— Мы исправляем ночами твои бездоказательные, несправедливые замечания!

— Мы? — изумляется Кара и, чуть покраснев, скромно произносит: — Не торопись с таким выводом, Алекс. То, что пишешь ты, затем ночами исправляю только я одна.

— Кара! — гремит Алекс. — Я же защищаю тебя!

— Алекс, я в этом не нуждаюсь.

Он снова перекидывается на меня.

— А договор аренды? Да ты, — следует дальше сквернословие, — словно потешался надо мной, когда с десяток раз заставлял переделывать.

— А с чем это связано твоя головушка тебе не припомнила? — на высоких нотах ораторствую я, чувствуя, как бешено бьется жилка на ключице. Я устрою ему настоящую взбучку, из расчета того, что взвинтил мою нервную систему. — Не ты ли спутал аренду с наймом? Мы снимали НЕЖИЛОЕ ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ФИ-ЛИ-А-ЛА, — импульсивно заговариваю по слогам. — А У ТЕБЯ, ДЬЯВОЛ, БЫЛ НАЕМ ЖИЛОГО ПОМЕЩЕНИЯ ФИЗИЧЕСКИМ ЛИЦОМ ДЛЯ ЖИ-ТИ-Я. НЕ СОБСТВЕННОГО ЛИ? НЕ ХОТЕЛ ЛИ ТЫ НАС ТАКИМ ОБРАЗОМ ОДУРАЧИТЬ?