Обжигая взглядом, свирепо зыркая на две стороны, бредет, как старушка, на фоне спутницы Джейсона, в простеньком, в горошек, темно-синем платье до колен, никлый худой цветок, который никак не могли поделить между собой два «травоядных животных». Воспользовавшись и одним, и другим, и пойдя на обман и со своим потомством (не сказав правды о своих родителях), она потеряла всю живую силу женщины. Тусклый свет ее лица, лоб между бровями которого прорезает сердитая складка, выдает злобную презрительность. Как она забросила себя! Осветленные до плеч её тонкие, как сосульки, волосы приняли странный рыжий, оранжево-желтый оттенок, а на макушке цвет в два раза темнее и с белыми проблесками. Губ словно и нет. Они и так у матери были тонкие-тонкие, а ныне будто впились в зубы. Щеки впалые. Злоба, обида, гнев на весь мир сотворили с ней нечто ужасное. Я не видел её пару месяцев, что шокирован ее положению. Она хоть ест что-то? Отреклись мы от матери с Питером… и в кого она успела обратиться? Мама никогда не выделялась красотой, но, чтобы до того довезти себя и походить на уродливую, от которой хочется отстраниться, — не ожидал. Она не далека до состояния своей престарелой любви, едва держащейся на ногах напротив нее. «Как бы приступ не оковал его…»
Размахивая каштановой гривой, в темных брюках и в обыкновенной зеленой атласной рубашке с коротким рукавом, в дурном расположении духа быстро притоптывает еще один синеголовник с острыми шипами. Широкий лоб, выпирающие губы с суровой складкой, высокая, пополневшая в бедрах и чуть в руках, — или я давно ее не видел? — своей быстротой и уверенностью в походке так и производит типичного воина. Да, во всей истории она занимала положение жертвы, но проявление ею варварской свирепости ко всем и к виновным, и к невиновным, зашло слишком далеко.
Посматривая исподлобья друг на друга, заходя в центр перекрёстного движения, все разом на мгновение замирают, подобая неподвижным восковым фигурам, словно на старинном фотоснимке. Теперь они в самой глубине рокового созвездия. Над всеми тяготеют тайны прошлого, а бесконечный, давно забытый длинный ход воспоминаний, забальзамированный временем, воскресает. Кто посмотрит, так придёт к выводу, что это настоящее воскрешение былого с небольшими изменениями главных героев, выраженными потускнелой годами наружностью, но их природа остается неизменной. Стоит прислушаться, так услышать можно, как в сердцах живых выходцев, с минувших двух десятилетий, звучат колокола. Сохранённый в моей памяти день, когда таким же образом все встретились на перекрёстке улиц, тоже оживает. Хорошо знакомых друг другу четверо душ, переплетенных некогда двумя верными подругами любовью и дружбою, особой гармоничной системой, рухнувшей за одну горькую минуту под ударом поломки этого сплетения, сквозь время связывает одно событие. Став заклятыми врагами, они помешались от ненависти и уже долго-долго борются в исступленной вражде, уже не зная, как и чем насолить каждому. Перевернули всё. Исказили всё. Соперники тайным путем запутали не только свои жизни, но и жизни своих детей, которые наперекор воли попали в эти жесткие рамки чудовищной войны между двумя кланами. Невиновных юных заставили вооружиться и воевать!.. И воевать, и следовать правилам, не ступать и шагу на чужую территорию. Вовремя старые ошибки никто не исправил, оттого не только пострадали сами нападающие стороны, но и страдают их дети, запутав этот несчастный снежный ком вранья лианами до невообразимых размеров. Но до сей поры этой битве никто не положил конца. Она что, непобедима? Или в ней нет победителей? Захватчики черпают силы от новых козней. Не осознают безрассудства. Как заставить их остановиться? В такой дышащей праздником обстановке они создают ощутимый контраст, наполняя атмосферу душевной угнетенностью и тьмой, что, откуда-то ни возьмись, две хмурые гигантские тучи заслоняют непорочное белизной небо. Само Солнце взрывается от их гнева и, покрытое жуткими облаками, будто оплетенными дымом от пожара, образует черное-черное со злостью надзирающее свысока око. Не является ли это тем самым случаем, который язык не повернется назвать случайностью? Для чего-то их — может, кто-то свыше? — опять объединили. Но для чего?
И не отдалить этот роковой миг.
— Какой сюрприз! И вот мы все с вами собрались! — начинает мама, злобно смотря на Анну, после переводит взгляд на Ника и Джейсона. — В нашей доблестной четвёрке появились новенькие, — коротким взглядом указывает на Наталию и Марка.
Воспользовавшись случаем смолвить ядовитое слово, вступает в схватку с соперницей вторая женщина:
— Сюрприз так сюрприз. А что, собственно, мы здесь делаем? — Анна серьезно спросила или?..
— Мужчина, то, что левее от выдры, вы разве не пояснили, куда ведёте её? — скрипит надтреснутым голосом Мария.
Отец старается держаться в рамках приличия, оглядывая идущих вперед гостей. Ник мерит Марка долгим-долгим взглядом.
Услышав, Анна накаляется от гнева и своевременно даёт ответ:
— Кого ты выдрой назвала? Ты на себя смотрела в зеркало?