Счастье в мгновении. Часть 3

— Я ждал… т…тебя… — Волнение обостряет путаницу в его мыслях и словах и окончательно вызывает во мне смятение. Я ищу, я жадно ищу признаки лжи, вглядываясь на него, но их нет, ни одного. — Прошло столько… столько…. Столь… — Оторопь мешает ему связывать слова. — …времени… Я ждал… — Бессознательно я взглядываю на него. Во всем выражении его лица — правда, вынуждающая меня поверить в глубину его мыслей. Глаза напротив говорят то, что не говорят губы, но он прилагает усилия выговорить: — Моя обожаемая дочурка… Созданная из звезд… — В уголке его рта дрожит слезинка, которую я улавливаю после того, как непроизвольно улыбаюсь той долго не сходившей с губ улыбкой от услышанной фразы, которую не ожидала услышать от того, в ком воплотилась давно утерянная, как мне казалось, душевная чувствительность.

— Мне бы хотелось избавить тебя от страданий…

Он все знает. Джексон ему рассказал. Раны на сердце алеют.

Задев меня за живую струну, в последующую секунду в моих глазах появляются слезы. Я смотрю на него; снова и снова скатываются капли воспоминаний к моим губам. Болезненно переживая свою вину, он плачет и говорит со слезами в голосе, как только заканчивается песня:

— Проклинай меня в душе за каждое слово, что явилось причиной твоих слез… — С меня льется водяная стена, и я начинаю беззвучно всхлипывать. Его рука укрощает нахлынувшие на меня рыдания со словами: — Я хочу, чтобы ты вернулась в мою жизнь — это всё, ради чего я дышу… — Я плачу сильнее, не зная, как остановить это. Боль отца хлынула через край. В его слезах — сердце. Он так сжимает мою ладонь, что я, взирая на него так, будто какой-то магнетизм удерживает меня, вижу, как он, начав задыхаться, — он никогда не страдал одышкой — жмурится, словно от боли.

«Отец отпустил маленькую девичью ручку, которую держал у своих губ и, почти плача, прошептал, что сделает всё возможное, чтобы вернуться домой…» — пробегает во мне строчка из романа.

Не способная ответить ему, я напугано пробегаю глазами по его телу. С судорожной торопливостью он обшаривает нагрудной карман, потом резко отпускает свои руки, наклонив голову вниз. В одночасье у него как хлынет кровь из носа, что я, затрясшись от неподдельного ужаса, поневоле отшагиваю назад.

— Мистер Ник! — в следующую минуту раздается неспокойный голос Джексона, определенно наблюдавшего за нами, и через пару секунд он оказывается возле него, но не показывает вида, что замечает меня и не удостаивает своим вниманием, порождая неизвестную никому, мучительную, ломоту в моей душе. «За что он так? Словно я для него призрак». Питер подходит следом, обнимает меня и подхватывает сорвавшуюся с моей ресницы слезинку.

— Приподнимите голову вверх! Кровь должна отойти сразу. — Не спрашивая, он достает из кармана отца своей рукой мой платок и присоединяет к его носу, на что я сраженная смотрю… Слепая любовь его к моему отцу так изумляет. — Пойдемте потихоньку, вам нужно сесть! — Джексон восклицает с таким напором, но отец стоит на месте. Я чувствую такую боль за то, что из-за меня ему стало плохо. Он ждал моего ответа, но я не смогла ничего ему сказать.

— Джексон прав, — робко вставляет Питер с выражением добросердечия и оглядывается по сторонам, чтобы никто не заподозрил что-то неладное и не началась паника среди пребывателей, но некоторые все равно собираются в толпу возле нас и встревоженным шепотом спрашивают друг у друга о произошедшем. — Вам нужно присесть… — Он теряется.

Джексон поддерживает за плечо отца, из которого выходят едва заметные отголоски стонов, ослабляющиеся громкостью мелодией.

Через мгновение папа, прямо в мои глаза, положа свою дрожащую руку на сердце, с нежностью, смешанной со скорбью, произносит:

— Когда я был так далек от тебя… я любил тебя в мыслях…

Меня пронзает, как клинком шпаги, от коснувшихся слов, оставляя в сердце гигантский след. Меня вот-вот саму хватит удар. Я раскрываю рот в состоянии мгновенно наступившего оцепенения. Слезы душат меня. Я замираю на месте. Как он сказал? Мне послышалось? «Эти слова… эти слова… он так произнес… но… Или… Нет-нет, Милана, это всего лишь плод твоего воображения».

Сославшись на нездоровье, папа покидает всех. Джексон не бросает его ни на одну минуту и отходит вместе с ним. Всей тяжестью тот опирается на его руку, хрипло дыша.

Я остаюсь в объятиях брата и не перестаю рыдать. «Дала волю слезам у всех на глазах».

— Сестренка, прошу… не плачь… Как мне помочь тебе?..

С тяжелым сердцем я качаю головой в стороны, чувствуя мучительную боль в каждой косточке тела.

— Милана! — взволнованно отзывается примчавшаяся Ритчелл, трогая меня за спину. — Что… с тобой? Что? — Я вырываюсь из рук Питера и иду в сад, почти теряя сознание.

Мне слышатся волнения подруги:

— Питер, она же плачет… сделай что-нибудь… Ты только взгляни на нее! Мы должны помочь… придумай, пожалуйста, что-нибудь…