Счастье в мгновении. Часть 3

— Никак не идет на контакт? — приклонив ухо, я улавливаю изошедший от Ника вопрос к моему отцу.

— Никак, — с легким раздражением, как мне слышится, отвечает разобиженный. — Я смертельно его обидел.

Где же его ядовитые ремарки?

— Может, мне с ним поговорить? — совершенно искренне выражается Ник.

— Не нужно… — Он показывает, что не хочет продолжать разговор.

Помолчав, соперник разворачивается, но Джейсон его неожиданно останавливает:

— Стой! Ник! — Он глубоко вздыхает и закусывает нижнюю губу. — Ник… я… По поводу неудавшегося нашего общения… Я не должен был говорить о…

Легкопораженный, я чуть поворачиваю голову, чтобы увидеть то, что я услышал секундами ранее.

Он же не собирался делать шаги к примирению, или я чего-то не так понимаю?

Ник подает руку дружбы врагу:

— Давай забудем и начнем сначала, друг? — У меня отваливается челюсть. Мой отец налицо огорошен.

— Я… но… я… не заслужил… и ты… нет… я… — Он что-то произносит обрывистыми словами. — Я столько… я так виноват… Я с этим грузом хожу всю жизнь и… даже… я себя не прощаю за это, а ты…

Дуэлянты отходят от своих позиций, что трудно принять за истину.

— Не будем жить прошлым! — восклицает Ник, улыбаясь. — Я и сам всю жизнь с ним проходил… и настало время сбросить его!

— Натворили мы делов, друг, — иным, мягким голосом говорит отец. — Вот и не везет нам.

— Не везет? — с тоном то ли удивления, то ли недоумения выдает Ник. — Я бы так не сказал. Судьба наоборот к нам благосклонна и подарила нам чудесных детей…Твой сын так великолепно поет.

Джейсон, оскалив зубы, раздвигает улыбку до ушей.

«Редко я замечал в нем эмоции такой радости от обычной мелочи. Обычно радость в нем была связана с успешно заключенной сделкой».

— А твоя дочь великолепно танцует!..

Ник светится и бросает на неё еще один (уже тысячный) взгляд.

— Никак не идет на контакт? — спрашивает отец.

— Никак, — тускло отвечает отец Миланы.

— Я виноват перед ней… — С чего бы отец заговорил о своей вине? — Может, мне поговорить с ней… и…

— Не нужно… — Проходит минута. — Джейсон, а ведь когда-то мы хотели попасть на свадьбу наших детей…

Наступает черед животрепещущей темы.

— По правде говоря, я не думал дожить до этого дня… И… наша общая мечта сбылась! — изрекает отец, отчего я теряю дар речи.

— Еще как сбылась! Мы на свадьбе у «общего» сына, — с добрым смешком говорит Ник, почесывая бороду.

— Это уж точно! — Через немного Джейсон добавляет: — Ты неважно выглядишь. Все в порядке у тебя?

— Теперь да, когда спустил груз прошлого…

— Пока только мы спустили его… Женщины наши не хотят…

— Предполагаю, что у и них когда-нибудь иссякнут силы удерживать в себе мешок зла.

Переглядываясь понимающими взглядами друг на друга, они еще раз пожимают руки. Меня подзывают музыканты, и я иду к сцене с чувством невероятного поражения, разбуженного в сердце, что мой отец способен был на такой разговор. Что с ним случилось?

Пою песню «Flying without wings» и не перестаю смотреть на двух друзей, простивших друг друга. Стоят и смеются, как в старые времена, как будто не было этих долгих лет ненависти и вражды.

«И… наша общая мечта сбылась».

День угасает. Спускается смутная печаль.

Заменяющий меня певец Кристиан, начинает «I Can't Breathe Easy» Blue.

Следующий мой выход. Осталась последняя песня, и я ухожу… В груди есть ощущение чего-то опасного. Продержусь ли я? Моральные силы убивают сильнее, чем физические.

Минутами до этого я видел, как Ник подозвал к себе Эндрю и лично за все его поблагодарил.

— За что такая особенная благодарность? — спросил его Эндрю.

— Вы и только вы подарили мне возможность видеть моих детей…

Больше я не смог ничего расслышать.

Глотнув рюмку жгучего коньяка, обжегшего и охладившего горла, я случайным образом взираю на Ника. Весь вечер он не сводил с неё глаз, оберегая её, как бессонный страж. Будь его воля, он сгреб бы ее в охапку с ревнивой жадностью. Следил, впрочем, как и я, чтобы ничей взгляд не посягнул на право смотреть на нее. Сколь велика его любовь к дочери. Помню, он недавно мне по вечеру как-то сказал: «Не мог я расстаться с мыслью о ней… Как бы я не отвлекал себя так, чтобы думать о чем-то другом… Не мог… Мысль о ней всегда лежала в глубине моего сознания. Когда я потерял её, то, ночуя под открытым небом, я жалел, что не умер… Это был самый настоящий грохот потрясения в моей жизни — осознание того, что не увидишь этих озорных ямочек на щеках и не услышишь смеха, покрывающего сердце слоем сладкого тягучего меда». Изъеденный пороками, чувствуя себя оплеванным, заклейменным, он до последней минуты не мог сделать шаг навстречу, заговорить с ней… Репетировал столько раз, денно и нощно… без толку изводил себя бесконечными думами. Он был готов задолго до наступивших минут. Подоспел этот час, и он потерял всю храбрость. Ему столько всего нужно сказать, но он страшно взволновал, ибо не только душой, но и телом намерен раскаяться во всех прегрешениях, представ перед ней, как перед Богом. Как только он взирает на неё, в его зрачках — дрожь; он пьёт ее своим сердцем, близ неё он вдыхает всю любовь.