Счастье за горой

26 июля в Гаврилов день варили деревенские бабы пиво. Приглашали к себе соседей и всех желающих угощали, потому что в этот день праздновали день деревни. Бабы и девки наряжались, мужики довольно ухмылялись, предчувствуя пивное изобилие. Ребятишки с криками бегали по деревне от дома к дому из любопытства и в надежде получить сладкое угощение. Гаврилов день – событие, которое ожидают весь год. В этот день хозяйки соревновались в мастерстве пивоварения и хлебосольстве, чем больше побывает в доме гостей, тем больше уважения к дому. Вечером же песни и пляски под гармошку в самом центре деревни собирали всех жителей от мала до велика.

Мавра старалась очень. Пиво было готово, пироги уложены на чистой холстине и занимали почти весь стол. Справив все дела, Мавра в своём праздничном платье вышла во двор и села на скамейке у дома в ожидании гостей. Анисья с Мишуткой на руках прогуливалась по двору. Белая пушистая кошка мирно спала на завалинке. Куры бродили в поисках букашек и червячков, останавливались и короткими рывками рвали траву, склонялись и тыкали жёстким клювом в землю, что-то подбирая себе в рот. Мишутка с интересом наблюдал за ними, если Анисья поворачивала его при ходьбе так, что куры пропадали из видимости, он начинал крутиться и всячески привлекал внимание матери, чтобы она подошла к птицам ближе.

Мишутке больше года, он уже ходит, правда неуверенно, но это скорее всего из-за того, что мальчик он крупный, и его тянет вниз, а усевшись на пол, начинает плакать и заставляет Анисью брать себя на руки. Материнство изменило Анисью. Прошла детская миловидность, повзрослела она на лицо, но всё также на молочной коже румянились щёки и алели губы. Анисья была в самом расцвете женской красоты: высокая, крепкая, складная, полная здоровья и физической силы. Изменилась походка, движения её стали плавными и мягкими. Она не разговорчива и скрытна. От былой наивности и непосредственности не осталось следа. Созрела Анисья не только телом, но и умом.

Жили они с Мишуткой у Мавры. Договорились мать с дочерью, что с осени пойдет Анисья работать на ферму, пора было отучать Мишутку от груди. Мавра брала на себя все заботы о внуке, пока Анисья будет на работе.

В этот день, такой тёплый и солнечный, в ожидании грядущего праздника, крепко прижимая сына к груди, впервые за долгое время почувствовала Анисья себя счастливой. От нахлынувших чувств начала она с жаром целовать сына в толстые упругие щёки, приговаривая при этом:

– Мишутка, радость моя, счастье моё!

Мавра смотрела на дочку и улыбалась. Для материнского сердца отрада видеть своего ребёнка счастливым. Столько было всего пережито, но это в прошлом, впереди жизнь ради другой жизни. Анисья одна должна растить сына. Будет трудно, но Мавра поможет, пока ещё она в силе.

Появились первые гости. Пришли Михайловы – Василий с женой Валентиной и сыном Иваном. Василий и Валентина ровесники Мавры. Женщины расцеловались, поздравили друг друга с праздником и вошли в дом. Начали угощаться. Незаметно народу прибавилось, подходили новые гости, пили пиво, хвалили Мавру. Она, разгорячённая от похвал и выпитого, много смеялась. Потчуя гостей, к обеду так закрутилась, что с удовольствием приняла приглашение отправиться в гости к соседке.

Изба опустела. В спокойной тишине откуда-то издалека доносились голоса и смех, деревня шумела. Анисья уложила Мишутку на кровать, легла рядом, мальчик припал к материнской груди. По мере того, как он насыщался, глазёнки его смыкались и через какое-то время он уснул. Задремала и Анисья. Из темноты появился образ покойного мужа. Он лежал около Анисьи и рука его сначала мягко, а потом с нажимом ласкала грудь Анисьи, и в этом жесте она ощущала, как нарастает его желание, и когда он настойчиво стал тянуть Анисью перевернуться на спину, она открыла глаза и увидела перед собой дядьку Васю Михайлова.

– Анисья, – шептал он, – подвинься, давай по-тихому, никто не узнает!

Договорить он не успел. Оказался на полу, отброшенный толчком сильных Анисьиных рук.

– Ах ты, пень старый!

Анисья рывком соскочила с кровати. Ещё мгновение и она держит в руке топор, стоявший в углу у печки.

– Я тебе сейчас покажу по-тихому!

Проснулся и заплакал Мишутка. Дядька Вася, теснимый Анисьей к выходу, что-то слабо бормотал, но пятился к дверям спиной. Опасался. Упёршись в дверь, он толкнул её и вывалился в коридор. Анисья не отставала, шла следом и топор из рук не выпускала, а держала его так, будто хотела замахнуться и стукнуть незадачливого любовника по голове.

На улице у крыльца стояла молодёжь, среди которой был сын Василия.

Увидели они такую картину: дядька Вася выскочил из дверей и пересчитал ступени крыльца, за ним с топором в руках вылетела разъярённая Анисья, в расстёгнутой на груди кофте.

– Ванька, забирай своего папашу! Он мне по-тихому предлагал, а я так не умею. Я шибко умею.

– Дура, Ванька Грозный! – возвысил голос дядька Вася.

Парни хохотали, дядька Вася сразу протрезвел, Анисья стянула кофточку на груди и ушла в избу к Мишутке.