Счастлив как бог во Франции

Атмосфера в вагоне была напряженной. Все косо посматривали друг на друга. Похоже, что люди никак не могли освоиться с этой войной, в которой противник не обязательно носил мундир вражеской армии. Чем-то это напоминало театральную постановку, в которой зритель внезапно отвечает на реплику, брошенную кем-то из актеров на сцене. Каждый раз, когда я в поисках свободного места открывал дверь в купе, на меня устремлялись тревожные взгляды. Поняв, что они имеют дело с юношей, похожим на студента, они успокаивались, поправляя лежавшие на коленях свертки и стараясь смотреть в сторону. В конце концов я остался в коридоре, где меня постоянно толкали то немецкие солдаты, то французские полицейские, поднимавшиеся в вагон на каждой остановке, словно у них была задача поддерживать нервозную обстановку. От нечего делать я смотрел в окно. Перед моим взглядом неторопливо проплывала моя милая Франция, спокойная и безразличная к тревогам своих обитателей. Пейзажи за окном чем-то напоминали мне лежащую на боку обнаженную женщину. Вот за эту Францию, мирную и нежную, я и должен буду сражаться. В городке Л. я сошел с поезда и не торопясь направился к центру городка, старательно изображая хромого. Ко мне почти сразу подошел какой-то тип, высокий и тонкий, чем-то напоминавший лошадь, отощавшую на высохшем пастбище. Он спросил, как меня зовут. Продолжая старательно хромать, я ответил, что я Галмье. Мне показалось, что он поверил мне. Планы были таковы. Мы должны были отправиться в деревню, чтобы поселиться на несколько недель у одной женщины, учительницы литературы. Я ничего не должен был ей рассказывать о себе, о своем прошлом. Парень объяснил мне короткими сухими фразами, что подполье похоже на трюм судна. Множество водонепроницаемых перегородок. Если одна из них будет прорвана, судно все равно останется на плаву. Я должен жить у этой женщины так, чтобы обо мне никто не знал. В ожидании приказа. Никто не знает, когда он поступит. Через несколько дней, недель, может быть, месяцев. Теперь он будет моим единственным связным. Если от него придет кто-нибудь другой, то пароль будет «большой вечер». Я должен следовать за ним, не задавая вопросов.

Мы вышли к вокзальчику в старой части городка. Естественно, я уже не хромал. В сельскую местность нас доставил небольшой поезд с настежь распахнутыми окнами: в вагонах, нагретых августовским солнцем, было неимоверно душно. Слава богу, путешествие заняло не более трех четвертей часа. Мы сошли с поезда на станции, единственный домик которой прижался к склону зеленого холма. Поезд поволокся дальше. Когда стихло громыханье старого железа, наступила тишина. Ни единого звука, если не считать щебетанья птиц и хруста гравия под башмаками. Наша тропинка долгое время змеилась вдоль железнодорожного пути, потом свернула к холмам, покрытым смешанным лесом. Мой связной быстро шел, не говоря ни слова, пока не заметил, что я обливаюсь потом в шерстяном пальто с тяжелым чемоданом в руках. Он сделал остановку на берегу небольшого озерца, поверхность которого слегка морщил слабый ветерок, неспособный охладить мое потное лицо. Здесь я смог перевести дух. Развалившись под кустом, мой спутник сорвал травинку и принялся жевать ее, глядя куда-то вдаль.