Счастливая девочка (повесть-воспоминание)

Вчера Мария Григорьевна задала нам по русскому такое задание: напишите, говорит, ваше полное имя-отчество с фамилией, напишите, как зовут вашу маму, брата или сестру… папу, в общем, не меньше трёх фраз, больше — это хорошо, ну а если вас только двое в семье, напишите бабушку или тётю, которая с вами не живёт.

Я пришла домой, мы пообедали, и у меня, как всегда, очень много интересных дел: картошку почистить, показать Мамочке, как я залезаю на шкаф, покачаться с Анкой на трапеции, почитать «Карика и Валю», поиграть на рояле, сходить в музыкалку, но сначала надо хотя бы десять минут, чтобы разобрать то, что задал Александр Сергеевич — он очень хороший, я не хочу, чтобы он расстраивался. Потом надо сделать арифметику на завтра и написать эти три фразы, которые задала Мария Григорьевна. И пойти с Анкой погулять. Ёлка как-то раз мне сказала, когда я ей показала тройку по русскому: «Тебе поставили тройку за грязь, а грязь у тебя потому, что ты делаешь уроки перед сном и очень торопишься!»

И вчера я решила: надо сначала отделаться от уроков, тогда будет замечательный день. Села — я делаю уроки за столовым столом, когда там не едят, — быстро арифметику накалякала, а потом по русскому тоже очень быстро написала: «Меня зовут Нина Георгиевна Шнирман. Мою Маму зовут Варвара Николаевна Шахова. Моего Папу зовут Георгий Львович Шнирман».

Всё. Три фразы — и я свободна! Сегодня на уроке русского языка смотрю на Марию Григорьевну и жду, когда она начнёт собирать тетрадки с домашним заданием, но она вдруг говорит: «Откройте свои тетрадки с домашним заданием, я буду вызывать, а вы читайте то, что написали, только читайте громко и понятно». Я открыла тетрадку и смотрю в окно — там снег идёт, я очень люблю снег. Слышу: «Васильчикова, — это моя соседка, — читай!» Она читает: «Меня зовут… бу-бу-бу, мою маму… бу-бу-бу, бу-бу-бу…» Мария Григорьевна говорит: «Я просила читать громко и понятно!» Моя соседка продолжает: «Бу-бу-бу…» Потом Мария Григорьевна вызывает ещё несколько человек — у двоих нет папы, они написали — одна бабушку, другая двоюродную сестру. Вдруг слышу: «Меня зовут… моего папу зовут… мою маму зовут… моего брата зовут…» Ух ты, думаю я, у неё семья четыре человека, как она гордится, даже не сразу села! А у нас ведь шесть… ШЕСТЬ ЧЕЛОВЕК! Какая я дура! Надо было про всех написать, потому что так ведь не будешь хвастаться, а тут я бы прочитала, и все бы узнали, какая у нас замечательная семья! Я ужасная дура и… «Шнирман!» — это меня Мария Григорьевна вызывает.

Я встаю и громко и звонко читаю: — Меня зовут Нина Георгиевна Шнирман.

И думаю, что делать, а мысли в голове сталкиваются! — Мою Маму зовут Варвара Николаевна Шахова.

Сердце быстро-быстро стучит в грудь, сейчас что-нибудь придумаю! — Моего Папу зовут Георгий Львович Шнирман.

Всё — придумала! Буду говорить то, что не написала, но ведь это всё правда! И тогда все узнают, какая у нас замечательная семья! И я говорю ещё громче и ещё звонче: — Мою Бабушку зовут Надежда Ивановна Шахова. Мою старшую сестру зовут Элла Георгиевна Шнирман. Мою младшую сестру зовут Анна Георгиевна Шнирман.

Я стою такая счастливая — все девочки на меня смотрят, у всех такие живые лица. Я думаю: а может, они действительно не «другие люди», а просто люди?!

Мария Григорьевна говорит мне: «Хорошо… садись». Я сразу сажусь, но сердце у меня ещё стучит в грудь, и я очень радуюсь! Мария Григорьевна вызывает ещё несколько человек, и потом мы начинаем делать классное задание. Все сидят согнувшись, пишут, я тоже пишу, а Мария Григорьевна ходит по рядам и подсаживается то к одному, то к другому.

Наконец она подсаживается ко мне, она водит моей рукой, и у меня сразу получаются красивые и чистые буквы. Она говорит: «Продолжай сама». И вдруг берёт мою тетрадку для домашних заданий, она лежит справа от пенала, открывает, смотрит и спрашивает: «А где же написано то, что ты читала?» Я поднимаю голову, смотрю на неё, она смотрит на меня спокойно и внимательно. И вдруг мне становится так ужасно, потому что я понимаю: я её обманула… Я не думала тогда об этом, но я её обманула, это так стыдно, я не могу смотреть ей в глаза и опускаю голову вниз, чтобы не видеть её глаз! И чтобы она не видела моих глаз! Мне никогда в жизни не было так стыдно, и поправить я теперь уже ничего не смогу! Я не смогу ей здесь, сейчас объяснить, почему я это сделала, и она не спрашивает про это.

Мария Григорьевна поднимается и идёт дальше по рядам. Я не понимаю, хорошо мне или плохо, что она больше ничего не сказала. Наверное, ей было стыдно за меня, а может быть, она меня пожалела? Но за что жалеть человека, который так обманывает?!

Иду домой после уроков, на улице очень хорошо, но мне не очень хорошо. Бабушка, наверное, про это говорит: «Тяжело на душе». Я думаю, что душа находится в груди, и там сейчас у меня не очень хорошо. Сейчас я уже не думаю про школу и Марию Григорьевну, а думаю, как я буду всё это рассказывать дома.