Читаем Счастливая семья полностью

Подготовка к отъезду заняла целый день. Мама на пару с тетей Наташей наготовила еды на неделю вперед. Заодно договорилась с Василием, что если мы с папой, Симой и дядей Борей не найдем еду в холодильнике или не сможем ее разогреть, то он их непременно накормит. То есть Симу. Мужчин может не кормить – главное, накормить Симу. Только не мороженым. И не тирамису. А дать ей хоть какую-нибудь еду.

– Вы надолго уезжаете? На неделю? Вам нужно вернуться на родину? – тактично поинтересовался Василий.

Мама очень удивилась и сообщила, что они уезжают на рейсовом автобусе на день, чтобы купить лекарство от храпа для тети Наташи, которая скрывала свой недостаток. И заодно зайти к Спиридону. Василий не мог взять в толк, отчего мама так нервничает, и пообещал дать Симе еще и арбуз – единственный фрукт, точнее ягоду, которую моя сестра могла есть, пока не закончится.

– Еда! – закричала мама и отправилась на кухню к Антонио, чтобы переложить ответственность за ребенка на него. Василий был только рад.

Из кухни доносился только мамин голос и вскрики Антонио, то ли трагические, то ли восторженные. Когда мама наконец вышла из кухни, вытирая руки фартуком, выглядела она очень довольной. Зато Антонио был очень грустным, уставшим и даже не улыбался.

– Ну все, теперь я спокойна, – заявила мама.

По дороге домой она сообщила, что учила Антонио готовить. Для начала напекла «нормальных» блинов. Антонио пек блины традиционные – пресные, склизкие, упругие, тонкие, как бумага, суховатые, здоровенные и отчего-то всегда холодные. Впрочем, такими они и должны были быть, учитывая многообразие начинки. А мама напекла наших блинов – пупырчатых, щедро политых сливочным маслом, сладковатых, толстоватых, на два-три куса, лежавших стройной горкой на тарелке. Антонио съел сразу четыре (мама по привычке считала, кто сколько съел), остальные блины доели дети, хватая чуть ли не со сковороды – обжигая пальцы, измазываясь маслом.

Антонио пытался возмущаться, объясняя маме, что сахар в блины класть категорически нельзя, что сковородка не та (с этим мама согласилась, пообещав повару прислать с оказией настоящую русскую блинную сковороду), и ахал, когда мама растопила сливочное масло и поливала им блины как из лейки. Но когда мама дошла до гречки, которую принесла в мешочке, отсыпав из домашних запасов, Антонио сдался окончательно.

Мама не признает крупы в пакетиках – забросил, и готово. Нет, она готовит только из натуральных круп, желательно грубого помола. Антонио оставалось лишь открыть рот, когда мама высыпала гречку на сковороду, прокалила, залила водой, накрыла крышкой, выключила плиту, оставила томиться, опять залила все сливочным маслом по самое не могу.

– Кашу маслом не испортишь, – сказала она повару, – пословица такая русская.

Антонио не понимал, как можно жарить кашу. Он не знал, что такое гречка. Не понимал, как можно потом ее выложить, посыпать сахаром, и с ужасом смотрел, как его дети и дети Василия уплетают неведомое лакомство. Но мама решила довести повара до катарсиса. Она сварила кашу, чтобы объяснить Антонио, чем каша отличается от гарнира. Кашу мама варит такую – гречка с овсянкой. Гречки меньше, овсянки больше. Плюс ваниль и сахар. Потом все перемалывает в блендере и получается некая субстанция, похожая по вкусу на крем-брюле, на десерт, на что угодно, кроме каши. Хозяйские дети, которые уже не могли проглотить ни куска, сбежались на кашу и слопали всю кастрюлю. Мама оставила Антонио остатки драгоценной крупы, обещая прислать еще вместе со сковородой. И сказала, что придет еще – научить печь сырники, варить манную кашу, делать запеканку и остальные блюда из стандартного меню еще советского детского сада. Когда мама начала рассказывать про ежики – мясные тефтельки с рисом, запеченные в духовке, Антонио замахал руками и заявил, что прожил жизнь зря. И тот рецепт, который он изобретал, та мечта, которую он лелеял, – создать идеальные завтраки для детей, сделать детское меню не такое, как во всех ресторанах, оказывается, уже существует. И изобретено не им. И все настолько просто, что он даже вообразить не мог.

– Вась, присматривай тут за ними, – подошла ко мне мама.

– Почему я?

– Ты самый здравомыслящий из всех. – Мама с жалостью и любовью посмотрела на дядю Борю, который переключился на канал для подростков. На папу, который никак не мог сделать самолетик для Симы и очень злился на саму Симу, которая с жалостью и любовью смотрела на папу, подсказывая, как складывать бумажные крылья.

Потом перевела взгляд на тетю Наташу, которая никак не могла определиться с платком, который понравился бы святому Спиридону.

– Теть Наташ, в греческих церквях можно и без платка. А Спиридону уж точно все равно, – сказала мама, и тетя Наташа ахнула. – Мы идем в аптеку. Пока не купим вам спрей от храпа, даже не думайте попасть к Спиридону.

На следующее утро они уехали. Мама перецеловала нас так, как будто и вправду собиралась вернуться через неделю, а то и через две.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Маши Трауб

Дневник мамы первоклассника
Дневник мамы первоклассника

Пока эта книга готовилась к выходу, мой сын Вася стал второклассником.Вас все еще беспокоит счет в пределах десятка и каллиграфия в прописях? Тогда отгадайте загадку: «Со звонким мы в нем обитаем, с глухим согласным мы его читаем». Правильный ответ: дом – том. Или еще: напишите названия рыб с мягким знаком на конце из четырех, пяти, шести и семи букв. Мамам – рыболовам и биологам, которые наверняка справятся с этим заданием, предлагаю дополнительное. Даны два слова: «дело» и «безделье». Процитируйте пословицу. Нет, Интернетом пользоваться нельзя. И книгами тоже. Ответ: «Маленькое дело лучше большого безделья». Это проходят дети во втором классе. Говорят, что к третьему классу все родители чувствуют себя клиническими идиотами.

Маша Трауб

Современная русская и зарубежная проза / Юмор / Юмористическая проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза прочее / Проза / Современная русская и зарубежная проза
Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза